Это заняло всего лишь несколько секунд.
Колдун схватил и встряхнул Диренка. Крики отчаяния лишили раба голоса. Теперь только влажное дыхание пробивалась сквозь сжатые зубы. Раб крепко зажмурил глаза, и поэтому не увидел сверкающую булавочную головку света в том виде, в каком та материализовалась — крошечное отверстие, пробитое в завесе.
Композитор остановился на вершине башни и вздохнул. Прекрасно было ощущать то, как рожденный в небытии прорывается сквозь пёстрые мысли колдуна, приближаясь и становясь всё ярче.
— Я могу забрать твою боль, — прошептал Композитор, глядя на Диренка сверху вниз, пока свет ослеплял их, — все страдания, которые ты перенес, будут стерты. Ты хочешь, чтобы я забрал их?
Диренк ещё сильнее съежился. Его сердце словно разрывалось на части, отчаянно терзаемое вновь проснувшимся голодом. С тех пор, как он впервые попробовал амброзию — казалось это было вечность тому назад на борту «Бойцовой псины» — она захватила тело и разум. Наркотик вцепился в него так крепко, что Диренк уже не мог вспомнить себя до него. Вспомнить то, каково это не ощущать опустошающую ломку, подобную яме, которую никогда не заполнишь. Он забыл, что чувствовал, он помнил только то, что эти чувства у него были.
Все существа испытывали голод — постоянное напоминание о смерти. Цветущая бездна внутри всего живого, которая подтверждает, что только взяв извне и пожирая внутри, мы сможем расширить нашу спираль. Голод испытывают все, кому суждено умереть. Когда они питаются, они постоянно дают взятки, дабы оттянуть приход смерти.
Диренк являлся разумным существом, ведомым голодом. Пустотой, которая менялась и преображалась, оставаясь непостижимой и вечно бескрайней. Пустотой, которая становилась только шире, когда он подкармливал её. Пытка усиливалась с каждой попыткой насытить эту пустоту. Сначала она шептала, но вскоре стала похожей на него и заговорила. Это сузило его существование до потаканию голоду.
Голод захватил Диренка, сделав его частью себя, разрастаясь и распространяясь, уничтожая то, чем он раньше являлся. Раб задыхался. Он думал о том, что сделал, пытаясь избавиться от чувства голода. Диренк стал кем–то другим, кем–то, кто делал… ужасные вещи. Когда он впервые осознал это, то испугался. Раб не мог понять, кто он и на несколько секунд оказался между тем, кем он был раньше и тем, кем собирался стать.
Впервые вкусив туман, Диренк смог дышать — наркотик ненадолго заглушил его голод. Но продолжалось это недолго. Действие амброзии было кратковременным. В следующий раз и во все разы после, он не остановился, поскольку ему было все равно. Ему было все равно, что он сломает или заберет. Ему было все равно, что он делает или с кем делает это, чтобы заставить ощущение голода отступить хоть на мгновение. К счастью, он превращался в чудовище только в те мгновения, когда был одурманен.
Это чувство перестало существовать отдельно от Диренка. Оно выросло и превратилось во что–то, что руководило им. И в конце концов остался только голод, который ничто не могло унять. Диренк почувствовал, как хрустели его зубы, когда он стирал их в пыль.
Сдавленный стон — вот все, что удалось выдавить его губам.
Композитор медленно кивнул. Это согласие и большего колдуну не требовалось.
— Так и будет.
Колдун поднял Диренка, словно новорожденного ребенка древнего короля, выставленного на обозрение всему собравшемуся королевству. Ставни раздвинулись в сторону над головами несчастных ревущих бедолаг, открывая беспрепятственный обзор сквозь купол на увеличивающееся солнце, несущееся по направлению к ним. Кровь хлынула из глаз Диренка, как только он открыл их и увидел образы кипящих языков и зубов падающей звезды.
В последнее мгновение прежде, чем его сознание уничтожили, Диренк понял, что являлось истинной приманкой. Демон вращался в эфире боли. Только не боль искромсанных рабов привела его сюда, а внутренняя боль Диренка.
Раб вылетел из рук Композитора. Демон проник сквозь хрустальный купол и впился в плоть мужчины. Темно-синий огонь загорелся в его глазах, вырвавшись из кричащего рта и, в конце-концов, окутал его полностью. То, чем когда–то был человек, стерлось, превратившись в сосуд из костей и мяса для древнего разума, рожденного благодаря миллиардам лет смертных страданий.
Демон левитировал над Композитором, раскинув конечности крестом, скованные невидимыми цепями, в тот момент, когда колдун пленил его своей волей. Демон даже не попытался сопротивляться его мастерству. Пир страданий Диренка целиком и полностью завладел вниманием сущности.
— Покажи мне течения самого молодого бога, — приказал колдун, — реку мучений, которая связывает Его с теми, кто возвестил Его рождение.
+Лети.+ Сказал Композитор.
+Лететь?+ ответ Кларион на неопределенное послание колдуна был резким. +Куда лететь, смертный?+
+Следуй за страданием.+ - ответил Композитор, излучая вежливость и спокойствие. +Или наоборот, убегай от волны, что так быстро несется на нас.+
Кларион ощутила его, как заряженный воздух неба, которое вот-вот разразится бурей. Ревущий поток демонов. Необузданный тайфун нематериальной злобы огромной силы появился вдалеке. Он напоминал слабый рассвет, вспыхивающий над тёмным горизонтом по левому борту «Диадемы».
+Куда хочешь, туда и лети, моя дорогая.+
Кларион поморщилась и раздраженно прервала общение. Похоже, колдун привлек к ним гораздо больше демонов, чем один.
— Вперед, — она приказала экипажу оторвать испуганные взгляды от надвигающегося прилива и вернуться на свои боевые посты, — отвести энергию от щитов и лэнсов и направить на плазменные двигатели.
Сверкающая лента яркого красного света вырвалась из темноты и замерла прямо над башней Композитора. Она была невидима для тех, кому недоставало зрения и скрыта от чувств смертного экипажа. Но Калрион видела её так же ясно, как мучительный свет Астрономикона Анафемы.
— Вперед, — Кларион ввела несколько координат, — держаться этого курса.
Ветер завывал вокруг, Люций пропустил работу рапторов. И то, как они летели сквозь острые волны эльдар, разрезая и разрывая плоть в своем прекрасном танце. Захватывающее зрелище. Особенно Виспиртило. Он — художник в самом прямом смысле слова, обладающий всеми благороднейшими и свирепейшими чертами высшего хищника, который побеждал всех тех, кто осмелился бросить вызов его превосходству. Последний Орлиный Король ни разу не остановился, его копье кружилось вокруг, а когти тонули в потоках крови комморритов.
Искусство вдохновляет художников. И, посему, неистовство культа рапторов и их воинственного предводителя вдохновляло Люция на создание собственного шедевра из разорванной плоти ксеносов. Отобранный длинный клинок эльдар служил ему инструментом. Хоть в руке он и сжимал столь крохотную вещицу, он умело пользовался ей и творил чудеса.
Виспиртило закричал и сверхъестественный взрыв смертоносного звука превратил троицу воинов кабала в клубы тумана, через который пронеслось еще больше эльдар, пятная черную броню. Они мчались вперед, их подгоняли нестройные звуки музыки арены.
