Из того же источника выяснил место твоей работы и телефон, позвонил, представился для конспирации Олегом Демидовым и пошел на дело. Дальнейшее тебе известно лучше. А еще говорят, что надежней мужской дружбы нет, а вот бабы — те, наоборот, завистливые стервы. Ну, чего? Интервью довольна? Или что-то я упустила? — отхлебнув чайку, усмехнулась Марианна. — Задавай вопросы, я сегодня добрая.
— Скажи, пожалуйста, — Катя помялась. — Мы на «ты»?
— Если не возражаешь, — язвительно проговорила Путято. — Это что, твой основной вопрос?
Катя помолчала, потом спросила, решившись:
— А Демидов ни при чем?
— Ни при чем, — с веселым удивлением ответила Марианна. — А по какой причине интерес?
— Он сказал, что меня любит, — ответила ей Катя и испугалась. Ну, дела… Киреевой не сказала, Людке Миколиной не сказала, никому не сказала, а этой сушеной Марианне захотела рассказать.
Путято посмотрела на нее, приподняв брови, и без улыбки изрекла:
— Вытри сопли, Позднякова, твой Демидов нормальный мужик. Если хочешь что про человека узнать, ты у нас спроси. Как кто попадает на дачу, в смысле, показаний, так весь на виду и становится, поверь. Бывает, такое дерьмо прет, диву даешься. Из твоего не поперло.
Катя растерянно улыбнулась. Помолчали. Она так разволновалась, особенно в заключительной части их разговора, что никак не могла сосредоточиться и сообразить, что же еще неясного осталось для нее в этом деле. Но наконец, немножко успокоившись, стала задавать вопросы. Во-первых, ей не терпелось узнать, откуда Ескевич добывал информацию, а во-вторых, надеялась услышать, как прошло освобождение ребят из трудовой неволи.
Про Ескевича оказалось проще не придумаешь — подруга маменьки работала в интернате, правда, теперь уже уволилась.
— Кто? — воскликнула Катя.
— Так Полонская же, Клара Григорьевна. У них дружба старинная, можно сказать, с этническими корнями. Польки, на четверть, а там — кто их разберет. Короче, нравилось им представляться паннами. Имена свои тоже слегка трансформировали. Соня — это Зося, Иван — Ян. Ну и так далее.
— И она все Ескевичу сливала? Но зачем?!
— Просто так. Обычная женская страсть к сплетням и пересудам. Умело направляемая. Какой пожилой даме не понравится забота и внимание молодого и богатого родственника, которого она считает если не сыном, то уж племянником точно? Кстати, этот факт не последнее место сыграл в выборе компаньонами детского учреждения. Демидову было без разницы, а мнительный Ескевич решил, что свои глаза и уши там не помешают. Никакой аферы он, конечно, тогда не планировал, просто решил подстраховаться. Клару попросил не распространяться об их знакомстве, хотя ей, безусловно, хотелось пальцы погнуть. Но милый Янечка ее убедил, что так будет лучше, в том числе и в смысле информации. Ему же хотелось знать, что конкретно говорят о нем за спиной, такая уж особенность психики. А тут отличная возможность быть в курсе всех разговоров даже самой Авдотьевой. Понятно тебе?
— Теперь понятно. Надо же. Мне никогда она не нравилась. Хотя, конечно, лично она никаких преступлений не совершала, — и Катя нервно обхватила ладонями шею. — Жалко Галочку. Правда, я ее не знала. И кажется, даже не видела ни разу, только слышала про нее. Мне Виктория докладывала. Ты знаешь, Галочка ей хвасталась, что на нее какой-то богатый папик запал. Обхаживал старомодно, «милое дитя», то-се, целую ручки. Вика говорит, Галочка еще хихикала, что он, конечно, старый импотент, но ей без разницы. Лишь бы в загс повел. Еще добавила, что раз такая фишка, то вести себя будет пока безупречно и тусоваться с другими повременит, чтобы папик в легкомыслии ее не заподозрил и на фиг не послал. Выходит, смог Ескевич ей голову заморочить, не устояла Галочка против его обаяния. Или он и был?..
— Правильно мыслишь, Позднякова. Этот богатый папик и был наш герой, — хмыкнула Марианна. — Он же артист, Ваня Ескевич. Талантище. И для двадцатилетней Галочки сорок восемь — глубокая старость.
— Марианна, а ты помнишь, когда я тут у тебя в первый раз сидела, Вика мне еще позвонила на мобильник, сказала, что папку они нашли? Она еще про Деда Мороза ерунду говорила. Что якобы дети видели в тот вечер постороннего человека, сильно похожего на Деда Мороза. Выходит, не ерунда. Это Ескевича мальчишки из младшей группы узнали. Они вспомнили один случай, когда компаньоны вышагивали по коридору, а Колян с Виталиком их остановили и спросили, не бандиты ли они с Демидовым, — ну, дети, непосредственность, а Ескевич засмеялся и сказал, что нет, не бандиты, а Дед Мороз и Снегурочка. Так вот, у младших спальни на третьем этаже, и в восемь вечера их уже загоняют по комнатам и предлагают заняться чем-нибудь спокойным перед сном. А в тот вечер несколько мальчишек ухитрились сбежать, нравится им в полутемном холле притаиться и страшные истории друг другу рассказывать. Они видели, как какой-то дядька свернул на лестницу, и был он на кого-то здорово похож. Имя и фамилия в головах не отложились, а случай про Деда Мороза из памяти выплыл. Хотели проследить, чтобы убедиться, что догадка верна, но операция была сорвана по вине воспитателя, который их обнаружил и водворил снова к пазлам.
Марианне не очень понравился этот экскурс, чем-то он ее задел, поэтому она хмыкнула, отставила пустую кружку на подоконник и, уткнувшись в папки, начала перебирать какие-то бумаги. Катя сконфуженно замолчала. И что ее дернуло напомнить? Сейчас Марианна такая милая. Была. До тех пор, пока ей не напомнили о допущенных косяках. А что она вообще о Путято знает?! Может, у нее, у следователя Путято, дел завал и злобное начальство?! А может, она в коммуналке с тремя соседями живет и они ей каждый вечер нервы мотают?! Или вообще кто-то из родных серьезно болен, а Марианна должна искать лекарства и каждый день ездить в муниципальную больницу, чтобы передать кефир и апельсины?! «Катерина, ты законченная эгоистка», — поругала себя Катерина со вздохом. Ей было неловко и даже как-то стыдно. Надо срочно загладить опрометчивую бестактность и сказать Путято что-нибудь приятное.
Но тут Путято, не поднимая глаз от дурацких папок, сухо спросила:
— Что-нибудь еще?
Катя замялась и вместо того, чтобы исполнить арию о Марианниных заслугах, профессионализме и, несмотря на молодость, богатом разыскном опыте, ляпнула:
— Послушай, Марианна, а что с теми детьми? Ну, с бывшими воспитанниками? Забрали их оттуда? Где их держали, у кого?
Настроение Марианнино окончательно потухло и закоптило, как огарок стеариновой свечи.
— Их ищут, — сухо ответила она.
— Ищут? Как ищут? Они еще там? А что, разве не назвал Ескевич своего сообщника?
— Назвал, а тебе зачем?
— Ну как зачем… Думаю, торопиться надо, а то ведь он их может…
— Это ты меня так подгоняешь, что ли? Это ты мне, что ли, выговариваешь? — голос Марианнин стал совсем уж неприятный, но Катя решила не пугаться, как раньше.
— Я не выговариваю тебе, ну что ты, — заговорила она горячо. — Но не могла бы ты сказать только, арестуют-то его когда? И ребят нужно поскорее оттуда вызволять, намучились же!
