Я думаю, остановит ли воспоминание о часовщике Астрид, как остановило меня? Но она забирается по соседней лестнице без всякого сомнения. Затем на полпути она останавливается и кажется чем-то обеспокоенной.
– Что-то не так, – говорит она.
Все не так. Земля не была подготовлена, когда мы приехали, она неровная и усеяна каким-то мусором.
– Я просила, чтобы выровняли землю, – говорю я. Мы выступали здесь с Гердой несколько раз и уже привыкли к тому, что устройство шатается, а наклон земли меняет направление моего падения. Но Астрид не была здесь с тех пор, как мы приехали сюда. Для нее это диссонанс, дисгармония.
– Что-то не так с лестницей? – спрашиваю я, дергая ее, чтобы показать ей, что лестница хорошо закреплена.
Но она печально качает головой.
– Просто все.
Я внимательно смотрю на нее, ожидая, что она спустится вниз и потребует главного бригадира. Она может отказаться выступать. Однако она просто пожимает плечами и забирается наверх. Даже это ей уже не кажется важным. Она хватается за перекладину, едва не потеряв равновесие. Слишком рано, переживаю я. Заставлять ее так скоро возвращаться к трапеции – это ошибка. Но ее тело принимает верное положение.
Я снова лезу наверх, переживая, не понадобится ли ей моя помощь. Но она вытягивает руку, останавливая меня.
– Я должна сделать это сама.
Я отхожу от лестницы к выходу, остановившись в тени занавеса, предоставляя ей возможность почувствовать трапецию самой. Она прыгает без тени сомнения, становясь сильнее и увереннее прямо на моих глазах.
Я переживала, не станет ли она медленнее, не растеряет ли навыки после такого перерыва в репетициях, после того, через что прошло ее тело. Но все с точностью до наоборот: ее движения мощнее, чем раньше, они точные и острые как бритва. Когда-то она держала гриф легко, как художник, но теперь она хватается за него, как за единственный путь к спасению. Она как будто наказывает трапецию своими движениями, как будто пытается усмирить дикую кобылицу или жеребца, вымещая на ней свой гнев. Она выполняет серию головокружительных пируэтов и сальто. Я чувствую небольшое движение воздуха рядом и практически могу почувствовать, как Петр стоит рядом и наслаждается ее выступлением вместе со мной, как и раньше.
За моей спиной раздается шум. Я поворачиваюсь, на секунду я действительно подумала, что это Петр стоит здесь. Но, конечно же, там никого нет, пусто. Порыв ветра проходит по лагерю, складки шатра трепещут и снова издают тот же звук, который я слышала только что. Я немного успокаиваюсь.
И вдруг, без какого-либо предупреждения, меня хватает чья-то рука. Кто-то вытягивает меня из палатки до того, как я успеваю закричать. Я вырываюсь и оборачиваюсь, готовая драться с нападающим.
В проеме шатра стоит Люк.
– Люк! – Я мигаю, думая, что его высокая темная фигура передо мной – это какой-то странный сон. Но он здесь. Я смотрю на него, не веря своим глазам. Как он мог проделать такой путь, чтобы увидеться со мной?
– Ноа, – говорит он, протягивая руку и прикасаясь к моей щеке. Я бросаюсь в его объятия, и он крепко обхватывает меня руками.
Я утягиваю его подальше от шатра, прячась за сарай. Лучше, чтобы его никто не увидел.
– Как ты нашел нас?
– Я пришел в цирк в поисках тебя, – сказал Люк. – Но тебя там не было. – Он выглядит подавленным. – После этого я вернулся в дом отца. Я не собирался этого делать, – быстро добавляет он. – Но я должен был понять, знает ли он, куда уехал цирк. Я не хотел верить в то, что отчасти это и его рук дело. Но я должен был знать. – По боли в его глазах я понимаю, как сильно он не хотел терять веру в него, даже после всего случившегося. – Он все отрицал, конечно. Но я увидел на его столе приказ с его подписью. – Голос Люка потяжелел от грусти. – Я сообщил ему о своих подозрениях, и он признался. Затем я уехал, чтобы найти тебя.
Я представляю, какой путь ему пришлось проделать, чтобы добраться сюда. Он целует меня в губы, долго и крепко. Его лицо стало шершавым от щетины, губы – соленые, он давно не умывался.
Через минуту мы отрываемся друг от друга. Прошло всего несколько дней, но его лицо кажется осунувшимся, скулы стали более отчетливыми. Под глазами темные мешки, как будто он не спал много дней подряд.
– Ты ел? Тебе нужно отдохнуть. – Я оглядываю территорию в поисках места, куда могла бы спрятать его.
Он отмахивается, как будто это совершенно не важно.
– Я в порядке.
Я прижимаюсь к нему, и в ответ он крепко обнимает меня.
– Мне так жаль, что мне пришлось уехать, не сказав тебе.
– Я знал, ты бы не уехала просто так, если бы у тебя был выбор. Значит, что-то случилось. – В его глазах я вижу, как сильно он беспокоился за меня.
– Ты нашел меня, – говорю я, прильнув к нему.
– Я нашел тебя, – повторяет он. – Вот только… Что теперь? – Он отстраняется от меня, выпрямляется, и я вижу в его глазах конфликт. Он на расстоянии сотен миль от дома, теперь он просто скажет «прощай» и вернется обратно домой? – Я не хочу больше терять тебя, Ноа, – говорит он, и я задерживаю дыхание, ожидая, что он снова предложит мне жить вместе.
– Но я собираюсь присоединиться к маки. – Услышав это, я теряю всякую надежду. Я слышала об этих бойцах сопротивления, которые скрывались в лесах. Но я никогда не видела их, и мне казалось, что это просто легенда, особенно если вспомнить пугливых городских жителей. Звучит как что-то опасное. А еще он будет далеко. – У них есть база на востоке, в Вогезах
[35], и если я доберусь туда, то смогу им помочь, – добавляет он.
– Но это так опасно, – возражаю я, поднимая голову, чтобы посмотреть ему в глаза.
Он гладит меня по голове, убирая волосы назад.
– Я не убегу, Ноа. Ты научила меня не бояться. Хоть раз в жизни я собираюсь заступиться за свою родину и сражаться.
– Значит, это я виновата в том, что ты собираешься броситься на амбразуру? – спрашиваю я, но этот вопрос является шуткой лишь наполовину.
Люк улыбается. Затем он берет меня за руку, его лицо снова становится серьезным. – Я просто хотел сказать, что наши чувства открыли мне глаза. Я больше не могу сидеть и смотреть. Я должен что-то сделать. А то дело, которое делают бойцы сопротивления – подрыв сообщения и железных дорог, – особенно важно сейчас, когда идет подготовка к вторжению союзников. Говорят, оно вот-вот начнется теперь, когда погода улучшилась.
Он снова притягивает меня ближе, обнимая и целуя в макушку.
– Но я не хочу оставлять тебя. Настало время для чего-то большего, для нас обоих. Если бы… Если бы только ты согласилась пойти со мной.
– К маки? – спрашиваю я.
– Да. Там есть и женщины, они помогают в работе. – Я с гордостью понимаю, что он считает меня достаточно сильной для этого. – Пойдешь ли ты со мной? – спрашивает он с надеждой в глазах.
