– Работала почтовым цензором близ Вестпорта, где живут мои родители. Просто чтоб без дела не сидеть, пока Том воевал. Мы планировали по его возвращении переехать в Бостон, купить там дом. – Те мечты остались в прошлом, словно папиросная бумага, которую скомкали, выбросили, и больше про нее не вспоминали. Грейс прокашлялась.
– А теперь ты живешь в Нью-Йорке.
– Да. – Она даже представить не могла, что в этом городе ей будет так комфортно.
– И родители тебя отпустили?
– Они не знают, что я там, – ответила Грейс. – Думают, что я живу у подруги, у Марши, в Хэмптонсе. Пытаюсь справиться с горем. – Ведь добропорядочная вдова должна горевать, а Грейс всегда была добропорядочной женщиной.
– То есть ты сбежала?
– Да. – В сущности, она не совершила ничего неблаговидного. Она – взрослый человек, у нее нет ни детей, ни мужа. Просто собрала вещи и уехала. – И не хочу возвращаться.
– Так плохо было дома?
– Да нет. – В том-то и дело. Дома ее никто никогда не тиранил. – Просто неподходящая для меня обстановка. Я ведь к Тому ушла прямо из родительского дома, даже не думая о том, чего я хочу от жизни. – А когда Том погиб, виновато осознала Грейс, она сочла, что должна начать жизнь с чистого листа.
Внезапно она почувствовала, что у нее не осталось душевных сил.
– Устала я. Пойду спать, – сказала Грейс, направляясь в комнату для гостей, которую раньше показал ей Марк.
Затворив дверь, она прямо в одежде легла на незнакомую кровать, застеленную прохладным накрахмаленным бельем. На потолке плясали отблески фар кативших мимо машин. Она услышала журчание и плеск воды: видимо, Марк умывался. Скрипнула его кровать: значит, он лег.
Грейс закрыла глаза, пытаясь отдохнуть. В воображении она видела Элеонору и погибших девушек. Казалось, они взывают к ней, хотят что-то сообщить. Их предали, сказала Энни. Кто-то выдал девушек немцам. Наверно, кто-то из агентов, заброшенных на оккупированную территорию. Однако не все из схваченных девушек входили в группу Веспера или являлись частью соседних агентурных сетей, действовавших близ Парижа. Они были разбросаны по всей Франции. Сведения обо всех агентах мог иметь человек, занимавший в УСО высокое положение – или руководивший ими.
Грейс резко села в постели. Затем соскочила с кровати и выбежала из комнаты, словно движимая некой сторонней силой. Мгновением позже она уже стояла перед спальней Марка. Постучала. Повернись и уйди, в панике думала она. Поздно! Марк уже открыл дверь и стоял перед ней в наполовину расстегнутой рубашке.
– Что-то не так? Тебе что-то нужно?
– Элеонора, – с ходу начала Грейс. – Мы полагали, что она ищет ответы на вопросы, возникшие у нее в связи с гибелью девушек. А что, если вся правда была уже ей известна? – Грейс сделала глубокий вдох. – Что, если она знала, как все произошло, потому что это она их предала?
Марк помолчал, обдумывая ее мысль.
– Войдешь? – Грейс кивнула.
В спальне Марка царил беспорядок. На глаза отовсюду лезла одежда – валялась на диване, вываливалась из шкафа. Марк освободил для Грейс единственное кресло, переставив с него свой портфель на оттоманку.
– Так, по-твоему, это Элеонора предала девушек? – спросила он, когда она села.
– Не знаю. Но если это она, значит, Элеонора не искала правду, а пыталась ее скрыть.
– А что, годится как рабочая версия. Энни сказала, что прошлое Элеоноры покрыто мраком и друзей у нее не было. Она родом из Восточной Европы. Не исключено, что она работала на немцев.
У Грейс голова шла кругом. Она не хотела верить в эту версию, но отмести ее тоже не могла.
– Просто в голове не укладывается, – произнесла она. – А вдруг Элеонора с самого начала была предателем, специально внедрилась в УСО? Использовала девушек как фигуры на шахматной доске, чтобы помочь немцам получить ценные сведения. Вместо того чтобы опекать агентов, она послала их на смерть. – Грейс помолчала, пытаясь из разрозненных фактов составить целостную картину. – Но ведь Энни сказала, что после войны Элеонора навещала ее сестру, о чем-то расспрашивала. Если она сама предала девушек, зачем ей это было нужно?
– Как знать? Может, хотела убедиться, что ее никто не подозревает. – Внезапно все перевернулось с ног на голову. Даже смерть Элеоноры, погибшей в обычной автокатастрофе, казалось, окутана тайной. Могла ли Элеонора, снедаемая чувством вины за свою подлость, сознательно броситься под колеса?
– Просто не верится, что Элеонора могла предать девушек, – промолвила Грейс. С другой стороны, что ей известно об этой женщине? Все может быть. – Больше не могу об этом думать. Пойду, – устало произнесла Грейс. Но со стула не встала.
В лице Марка отразилось понимание.
– Порой одиночество очень тяготит, – заметил он, усаживаясь рядом с ней, пожалуй, слишком близко. Они обратили лица друг к другу. Грейс закрыла глаза. Она была уверена, что Марк попытается ее поцеловать, и почти желала этого. Но он не поцеловал. Вместо этого большим пальцем провел по ее щеке, поймав слезинку, что незаметно для самой Грейс выкатилась из ее глаза.
В следующую минуту он встал, прошел к шкафу и вернулся с фланелевой рубашкой, которую протянул Грейс. Она удалилась в ванную, чтобы переодеться. Ткань источала его запах, пробивавшийся даже сквозь свежий аромат моющего средства, в котором была выстирана рубашка.
В балахонистой «ночной сорочке» Грейс вышла из ванной. Марк придвинул кресло к оттоманке и теперь застилал простыней импровизированную кровать. Она подумала, что он готовит постель для нее, но Марк сам вытянулся в кресле, втиснув свою долговязую фигуру в тесное пространство.
– Я не хочу сгонять тебя с твоей кровати, – запротестовала Грейс.
– Ложись, ложись. Я могу заснуть где угодно.
Ошарашенная непристойностью ситуации, Грейс опустилась на краешек постели. Она испытывала неловкость, и в то же время ей почему-то было плевать на приличия, даже хотелось, чтобы Марк лег рядом.
Грейс прислонилась к изголовью кровати.
– Я рассказывала про то, как жила во время войны… я любила Тома. – Ей и самой было странно, что она рассуждает о муже здесь, в спальне его лучшего друга, но Грейс казалось, что она должна все объяснить Марку. – И люблю. Просто семейная жизнь в престижном предместье… я никогда не вписывалась в тот круг.
– Я тебя хорошо понимаю, – отвечал Марк. – Со мной было то же самое, в Йеле. – Грейс удивилась, она всегда считала, что Марк тоже из богатой семьи. – Я учился бесплатно, в рамках стипендиальной программы. Том, наверно, тебе не говорил. – Грейс покачала головой. – Конечно, нет. Я всегда подрабатывал, обслуживал столики в столовой, хватался за любую работу, лишь бы свести концы с концами. Для Тома это не имело значения, но другие четко давали мне понять, что я не их круга. В конечном итоге это оказалось не столь важно. Я неплохо преуспел, – добавил Марк, жестом обводя комнату. – Диплом у меня такой же, как у них. Но то, что я чувствовал тогда, никогда не забуду.
