– Не нужно, – остановил ее Директор. – Скоро придут военные и сами все упакуют.
– Зачем? – осведомилась Элеонора. – Куда это увезут?
Директор промолчал. В этот момент она заметила в дверях кабинета офицера военной полиции. Он ждал, чтобы проводить ее к выходу и убедиться, что она покинула здание. Элеонора ожесточилась. Ее вышвыривали, как проходимку, из учреждения, которое она сама создала.
Дрожа от ярости, Элеонора отошла от стола. Директор протянул ей какие-то документы.
– Это вам. Поступили только вчера.
Документы о предоставлении гражданства, о котором она всегда мечтала. Теперь они казались жалким утешительным призом, которым ей затыкали рот, чтобы она забыла про погибших девушек. Элеонора отпихнула документы.
– Сожалею, – сказал Директор.
И затем ее выпроводили из Норджби-Хауса.
Глава 23
Грейс
Нью-Йорк, 1946 г.
Во второй половине следующего дня Грейс поднималась по лестнице меблированных комнат в Адской кухне. События, произошедшие в Вашингтоне, и сама дорога истощили ее душевные и физические силы, и она была рада, что вернулась домой. Ей также не терпелось увидеть Фрэнки и снова приступить к своим повседневным обязанностям в его фирме. Правда, рабочий день пятницы уже близился к концу, да и все равно на этот день она взяла отгул. Но это и неплохо, рассудила Грейс, что впереди выходные. Она успеет отдохнуть и разобраться в себе, прежде чем снова выйдет на работу.
Грейс поднялась на верхний этаж, повернула ключ в замке своей квартиры, открыла дверь и остолбенела.
На единственном стуле сидела, держа на коленях черную лакированную сумочку, ее мать.
В голове Грейс замельтешили вопросы. Откуда ее мама узнала, где она живет? Давно она здесь ждет? Грейс метнула взгляд на неразобранную постель, потом – на свою мятую одежду, которую она не меняла с минувшего вечера. Пыталась придумать правдоподобную причину своему неопрятному виду и не находила слов.
– Меня впустила хозяйка, – прощебетала в присущей ей манере мать, словно это все объясняло. На ее голове с зачесанными назад волосами восседала бархатная шляпка-клош цвета лосося, которая идеально гармонировала с коротким пальто свободного кроя фирмы «Элевер». Грейс прямо воочию представляла, как ее мать очаровывает хозяйку обворожительной улыбкой и звенящим смехом, прокладывая себе дорогу в квартиру дочери.
– Дорогая, я понимаю, это ужасно, что я заявилась так внезапно, – продолжала ее мать, поглаживая перчатки, аккуратно сложенные поверх сумки. – Но ты не отвечала на звонки. Я очень волновалась.
Она, конечно, волновалась, но приехала не только поэтому. Ей хотелось своими глазами увидеть, чем занимается и как живет ее дочь в Нью-Йорке.
– Как ты узнала, что я здесь?
– Я поехала в Хартфорд за покупками и в примерочной «Дж. Фокса» столкнулась с Маршей. – При упоминании подруги Грейс покраснела: Марша обеспечивала ей алиби. Она представила сцену в универмаге. Мать застала Маршу врасплох. Та, естественно, занервничала. Матери, поди, и давить-то на нее сильно не пришлось. Марша сама выложила адрес подруги, на который она пересылала ей письма.
– Прости, что сама не сказала, – повинилась Грейс, присаживаясь на край кровати.
– Пустяки, – ответила мать, ладонью накрывая ее руку. – Просто мы очень волновались. – И ее мама сказала это не для красного словца: она искренне переживала за дочь. Просто Грейс, заплутав в лабиринте собственных проблем, как-то упустила это из виду.
Но это не означало, что она готова вернуться домой.
– Так вот где ты обитаешь. – Непроизвольно морща нос от отвращения, мать обвела взглядом ее крошечную комнатку. – Давай помогу тебе собраться, и через час нас здесь уже не будет. Если не хочешь жить с папой и со мной, твоя сестра Бернадетта охотно тебя приютит, у нее есть свободная комната.
Жить с сестрой и ее тремя шумными малышами, подумала Грейс, еще хуже, чем с родителями.
– Мама, я не могу просто так взять и уехать. Я работаю.
Мать махнула рукой, словно работа Грейс вообще не имела значения.
– Запиской известишь, что ты уехала.
– Это не коктейльная вечеринка, это – работа. А еще вот это. – Она взяла с тумбочки газету, которую оставила там перед отъездом в Вашингтон. – Это случилось на моих глазах. – Она показала на заметку об Элеоноре.
– Женщину насмерть сбила машина. Ужас! Какой опасный город. Не понимаю, зачем ты сюда приехала.
– Погибшая женщина оставила после себя фотографии девушек, которые пропали без вести во время войны, и я пытаюсь выяснить, что с ними случилось. – Про Вашингтон и Марка Грейс умолчала.
– Это входит в твои обязанности?
– Не совсем, – замялась Грейс. Она рассказала про девушек в надежде на то, что это придаст некую осмысленность ее нежеланию покидать Нью-Йорк. Но только внесла еще большую путаницу.
– Если эти девушки к твоей работе не имеют отношения, какое тебе до них дело?
Вопрос матери, фактически слово в слово повторившей то, что днем раньше сказал ей по телефону Фрэнки, смущал Грейс. С этими девушками ее ничто не связывало. Для нее они были абсолютно чужие. Но она так рьяно пыталась докопаться до сути, что увязла в их мире и в их борьбе и на какое-то время почти забыла про собственное горе. Возможно, этим и объяснялась ее увлеченность.
– Это трудно объяснить. В любом случае теперь все, вопрос закрыт.
– Значит, ты поедешь со мной?
– Я этого не говорила, – резче, чем намеревалась, ответила Грейс.
– У тебя есть семья, – настаивала мать. – Пора возвращаться домой.
– Мама, я не хочу возвращаться домой. – Прежде она только раз произнесла вслух эти слова – в разговоре с Марком. В лице матери промелькнула обида. Грейс ждала, что та соберется с мыслями и выдвинет новые аргументы. – Мне здесь нравится. У меня есть работа. И свое жилье. – Квартирка у нее, конечно, так себе, но это – ее дом.
Черты матери смягчились.
– Знаешь, я тебе немного завидую, – призналась она. – Я всегда мечтала о такой жизни. – Грейс удивилась. Ей даже вообразить было трудно, чтобы ее мать жила как-то иначе. – Однажды я пробовалась на одно бродвейское шоу, – добавила мама. – Грейс пыталась представить, как ее чопорная мать, которая даже на семейных торжествах слова песни «С днем рождения» не пела, а произносила одними губами, выходит на сцену. Внезапно Грейс увидела в матери совершенно другую женщину, с собственными мечтами и устремлениями. С этой женщиной Грейс не была знакома.
На несколько секунд в разговоре возникла пауза.
– Ты не обязана идти по стопам Бернадетты или Хелен, – наконец промолвила мама. – Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. – Мама, всегда казалось Грейс, была разочарована тем, что она отличается от своих сестер, не вписывается в ту жизнь, что была уготована ей от рождения. Но, возможно, она себе это просто навоображала. – Знаешь, когда в детстве тебе случалось пораниться или ты была чем-то напугана, я обнимала тебя или угощала чем-нибудь вкусненьким, и твои слезы высыхали. Но по мере того, как дети взрослеют, родителям все сложнее залечивать их раны. А потом, когда Том… – Мама запнулась, словно была не в силах закончить фразу. – Я чувствовала себя такой беспомощной оттого, что никак не могла достучаться до тебя.
