– О чем, например?
– О том, что завтра придется позировать Маленкевичу, а он – придурок и любит всякие невероятные позы и выкрутасы.
– И тебе это не нравится?
– Честно говоря, мне абсолютно все равно. У тебя нет сигареты?
Глеб подал пачку. Тамара закурила и как-то рассеянно взглянула в окно.
– Знаешь, Федор, я боюсь оставаться одна в мастерской среди этих цветов, среди колючих и пыльных кактусов. Мне страшно.
– Не надо бояться. По-моему, дверь в мастерской хорошая. Закройся и никому не открывай.
– Да, так и сделаю. А если бы у меня еще было снотворное, я приняла бы пару таблеток и заснула. В последние дни я вообще почти не спала. Было такое напряжение и так болела голова… Знаешь, мне очень жалко Катьку…
– Какую Катьку?
– Ну, какую-какую… Конечно же, Сизову. Она была хорошей подругой, веселой, никогда не унывала. Казалось, ничто не может испортить ее настроение. Жила себе как птичка, порхала с ветки на ветку.
«И допорхалась», – подумал Глеб, но не сказал, смолчал.
– И так погибла. Ужасно жалко… – у Колотовой на глаза навернулись слезы.
– Не расстраивайся, все будет хорошо, – Глеб положил одну руку на плечо Тамары.
Та с благодарностью повернула голову и влажными губами поцеловала его пальцы.
– Ну, вот это лишнее, – сказал Сиверов и аккуратно убрал руку.
Автомобиль заехал во двор и остановился у подъезда.
Глеб медлил. Тамара тоже не выходила из машины.
– Я завтра за тобой заеду утром, – нарушил молчание Сиверов.
– Да, я понимаю. Мы с тобой слишком разные.
– Не в этом дело, – спокойно сказал Глеб, – просто у меня еще куча дел.
– Я понимаю… Всем на меня наплевать. Мной пользуются, а потом бросают.
– Ну перестань, перестань, Тамара, все не так уж плохо, как ты рисуешь.
– Нет, все еще хуже, – она потянулась к Глебу и поцеловала его в губы. – Прощай, – прошептала женщина.
– До встречи, – сказал Глеб.
– Нет, прощай.
Тамара выбралась из машины и торопливо побежала к подъезду. У самой двери, уже переступив порог, она замерла, обернулась, и в се глазах, устремленных на Глеба, было столько тоски и печали, что ему захотелось выйти из машины и броситься за ней следом.
Женщина вскинула бледную руку в прощальном жесте, и дверь подъезда закрылась.
«Ну, слава Богу», – подумал Глеб, быстро запустил двигатель и умчался на своей «восьмерке» цвета мокрого асфальта. Он боялся, что не выдержит и пойдет к Тамаре.
Минут через сорок Глеб Сиверов уже был в своей мастерской. Войдя и закрыв за собой дверь, он сварил очень густой, почти вязкий кофе и выпил маленькую чашечку. Затем, вытащив из-за брючного ремня пистолет, посмотрел на его номер. После чего позвонил Поливанову.
Казалось, тот ждал звонка Сиверова, ответил сразу же, только один гудок успел раздаться в трубке.
После необязательных вежливых фраз Глеб задал вопрос, ради которого звонил:
– Я хотел бы узнать, числится ли что-нибудь за пистолетом системы «Макаров», – и Сиверов продиктовал восьмизначный номер.
– Минут через сорок-пятьдесят я позвоню и дам ответ.
Все это время, в ожидании ответного звонка Глеб слушал музыку. Он знал, что только она поможет ему сейчас привести в порядок мысли, прояснить сознание, собрать все данные, сложить их в одну стройную цепочку. Когда закончился диск и музыка смолкла, зазвонил телефон.
Глеб снял трубку. Звонил Поливанов.
– Пистолет системы «Макаров» под этим номером нигде не зарегистрирован.
Глеб поблагодарил за сообщение. Он так и предполагал.
А Поливанов уже знал, что на двух его людей было совершено нападение. Вернее, это даже нельзя назвать нападением. Но докладывать о случившемся генералу Потапчуку полковник не собирался.
У Глеба Сиверова, конечно же, тоже появилось подозрение, что скорее всего, нападавшие связаны с Поливановым, но никаких фактов, подтверждающих его догадку, не было, и Глеб перестал думать об этом.
* * *
Уже далеко за полночь окончательно пришедший в себя, успевший принять душ, Альберт Николаевич Прищепов набрал телефонный номер, по которому он звонил очень редко, только в экстренных случаях.
– Да, слушаю, – раздался немного сонный голос Владимира Владиславовича Савельева.
– Это Прищепов.
– Я узнал, – пробурчал Савельев. – Чего звонишь?
Что стряслось?
– Владимир Владиславович, тут у меня есть одна проблема.
– Какая проблема?
– Я должен с вами встретиться и обо всем поговорить.
– Действительно серьезно?
– Да, очень.
– Сейчас пришлю машину.
Савельев хоть и отвечал сонным голосом, но в это время не спал. Перед ним на столе стоял шестнадцатиразрядный калькулятор и лежал небольшой коричневый блокнот, страницы которого были испещрены колонками шестизначных чисел.
* * *
Через полтора часа у подъезда Владимира Владиславовича Савельева остановилась машина. Из нее выбрался Альберт Николаевич Прищепов в кашемировом пальто и роскошном кашне. Лицо его выглядело помятым.
Водитель и охранник проводили Прищепова до двери квартиры.
Охранник открыл ее своим ключом И пропустил Прищепова. Владимир Владиславович Савельев в дорогом шелковом халате вышел в просторную прихожую навстречу гостю.
– Ну, что стряслось, любитель изящных искусств? – вместо приветствия пробурчал Савельев.
Альберт Николаевич, даже не сняв пальто и кашне, устроился в кресле и принялся рассказывать Савельеву обо всем, что случилось Савельев внимательно выслушал, затем попросил Прищепова пройти в гостиную, а сам стал звонить по телефону.
Минут через пять он появился перед Прищеповым.
– Мне обещали выяснить. И завтра я уже буду располагать полной информацией об этом человеке. Ты говоришь, Федор Молчанов?
– Да, – кивнул головой Прищепов.
Вид у него был взъерошенный.
– Ну ты и выглядишь… Меценат, мать твою, словно тебя из задницы только что вытащили.
Прищепов дернулся, но, сдержавшись, лишь поплотнее запахнул полы своего пальто.
– Да…
– Ну ладно, с этой красавицей я разберусь. Слава Богу, у тебя хоть хватило ума узнать ее адрес.
– Да, если мы с ней не разберемся, может беда случиться.
