Глеб перевел взгляд с карты на командира. Щека и веко у того подергивались. Он жадно курил.
– Сейчас там, где-то вот в этом квадрате, в этой зоне находится один человек, полковник Зверев, герой Советского Союза. Он вел эскадрильи. Они атаковали.
И когда самолеты разворачивались, заходя для вторичной атаки, его «МиГ» сбили. Полковник катапультировался…
Глеб всматривался в карту. Сплошные горы, безлюдные ущелья, непроходимые тропы.
– То, что полковник Зверев катапультировался, видели пилоты его эскадрильи. Но они, конечно же, ничего не могли сделать. И сейчас, я думаю, за полковником идет охота. Его надо найти живым или мертвым. Мы послали туда две группы, вернее, группы были не наши, туда послали десантников. Но насколько я понимаю, их уничтожили. Так что придется отправиться в горы тебе.
Сколько тебе надо людей?
Глеб немного подумал, глядя на карту.
– Я возьму человек шесть. Я сам отберу людей.
– Это очень важно. Пойми, капитан, это очень важно, – повторил подполковник, давя окурок в полной пепельнице.
* * *
Через чае вертолеты уже были подняты в воздух. Они прошли над селением, которое бомбили самолеты Зверева – вместо селения зияла выжженная пустыня. Затем нашли площадку, и Глеб со своими людьми высадился.
Вертолеты вернулись на базу. Глеб по рации сообщил, что он добрался до места и начинает поиск.
В успехе операции Глеб сомневался, ведь уже прошли целые сутки, а эта территория плотно контролировалась душманами. Тем более, местность они знали, это были их горы, их земля.
Перед посадкой в вертолет подполковник обнял Глеба и сказал:
– Надежд у меня мало. И, честно признаться, капитан, я не думаю, что вы найдете полковника. Но если кто-то и сможет с этим справиться, то только ты и твои люди.
– Попробую. Сделаю все, что в моих силах.
Он помнил глаза подполковника, помнил тот прощальный взгляд, в котором была безысходность.
Двое суток блуждали в поисках Глеб Сиверов и его маленький отряд. Дважды они нарывались на засады, и Глеб потерял троих, а двое были ранены и двигались с трудом. Через полтора дня Глеб потерял и этих людей.
Он остался один и уже приготовился к худшему, понимая, что жить ему осталось недолго, может, несколько часов, а может, несколько минут. Он уже не думал о полковнике, не думал даже о себе. Какое-то безразличие ко всему охватило Глеба. Он брел по ущельям, поднимался на перевалы, пробирался над обрывами.
И ему повезло. Возможно, это была случайность, а может, удача – та удача, в которую Глеб всегда верил.
Он нашел полковника, вернее, вначале нашел его след и пошел по этому следу. Полковник Зверев был ранен. Он лежал в тени камня, сжимая в руке пистолет, в котором остался лишь один патрон.
И только чудо спасло Глеба от выстрела в упор. Он успел отскочить в сторону, и пуля прошла в нескольких сантиметрах от его головы.
– Полковник! Полковник! – закричал Глеб. – Ты что делаешь, твою мать!
Раненый полковник поднялся из-за камня. Его левая рука безжизненно висела, нога была перевязана, все лицо и тело были в ссадинах, одежда превратилась в лохмотья.
– Ты кто? – закричал полковник, уже близкий к истерике.
– Капитан Сиверов, – представился Глеб. – Меня послали, чтобы найти вас.
– Пить, капитан, пить . У тебя есть вода?
Глеб подал флягу, в которой оставалось еще немного воды.
Затем полковник рассказал, как все случилось.
И Глеб вновь изумился той простой истине, что на свете существует удача и она сопутствует смелым и отчаянным.
Теперь им предстояло выбираться к своим. У них не было рации, не было воды. Раненый полковник двигался с трудом, опираясь на суковатую палку, найденную в горах…
Трое суток пробирались они через горы.
Глеб нес полковника на плечах и, хотя сам шатался, едва не падал, но тащил его вперед.
– Брось меня, капитан, брось, уходи, – просил Сиверова полковник, приходя в себя.
У Зверева был жар. И Глеб полагал, что у полковника началась гангрена.
– Брось, брось меня, – шептал Зверев, затем опять впадал в забытье, что-то бессвязно бормотал, в бреду выкрикивал команды: «Второе звено, атакуй! Первое звено, прикройте!»
Иногда полковник кричал очень громко, и это пугало Глеба. Капитан останавливался, опускал полковника на землю и закрывал ему рот.
– Тише, тише, полковник, нас могут услышать.
Дважды они нарывались на душманов, и дважды им удавалось уйти.
Как они вышли к своим, Глеб помнил смутно, хорошо запомнил удивление на лице подполковника.
– Мы тебя уже похоронили.
– Рано, товарищ подполковник, – пересохшими, растрескавшимися от солнца и жажды губами прошептал Глеб, – рано меня хоронить.
– Да-да, рано, капитан. Молодчина. Ты сделал невозможное.
– Я потерял людей… Всех своих людей.
Подполковник ничего не ответил…
* * *
Там было хорошо, там было все понятно: вот – свои, вот – враги.
А здесь? Здесь все перепутано – кто свой, кто враг?.. Разобраться очень сложно. Иногда Глеб думал, что война хороша ясностью и определенностью. Он ненавидел войну. Но тогда это была его профессия. Он был вынужден делать то, что приказывали. Был вынужден прыгать с парашютом, кого-то спасать, кого-то уничтожать.
Тогда он вынес полковника Зверева Но через неделю Глеб узнал, что полковник Зверев скончался в госпитале И это вызвало такую досаду, такую злость на самого себя, что Глеб два дня ни с кем не разговаривал, а пил, спрятавшись в своей палатке.
«Вот как бывает… Я сделал все, что мог. Погибли люди, молодые парни. Я нашел полковника, принес его. Но судьба сыграла злую шутку и, подарив было удачу, забрала у полковника жизнь. И вместе с его жизнью забрала жизни молодых парней».
* * *
– Лучше об этом не думать! – приказал себе Глеб.
* * *
Люди Поливанова нашли «тойоту», в которой Глеб оставил одного из тех, кто следил за ним. Мужчина был жив. Его отвезли в реанимацию, но он не приходил в себя.
– Сделайте все возможное, он должен жить, – просил полковник Поливанов врачей. – Он мне нужен, я должен его допросить.
– Мы делаем все, что в наших силах, – сказал седой хирург, – но мы же не боги. У него перебиты шейные позвонки и сломано четыре ребра. Шансов на то, что он останется в живых, очень мало, очень…
А утром, так и не придя в себя, человек Савельева умер. Оборвалась еще одна нить, которая могла привести к разгадке.
