– Для тебя у меня тоже есть подарок, Катя!
– Катя – енто хто? Познакомишь?.. Я Рина.
Гамов молча протянул Рине пакет в розовой оберточной бумаге. Рине лень было возиться с многочисленными ленточками, и она рассекла их быстрым движением ножа, подумав мимоходом, что и нож, кстати, гамовский. Он окружает ее своими предметами, как шахматными фигурами.
– Ты первая девушка, которая так сделала! Обычно они пищат и развязывают эти ленточки ногтями по полтора часа, – одобрил Гамов.
– Для однолюба ты поразительно осведомлен.
– У меня есть двоюродные сестры.
– В Канаде?
– В Канаде они не прижились. А в Лондоне им показалось холодно. Теперь в Италии. Но откуда ты знаешь? – удивился Гамов.
– Да так. Ляпнулось по аналогии. Я представила, где бы я поселила твоих сестер, если бы я тебя придумала, – Рина одержала, наконец, победу над оберточной бумагой.
Внутри оказался плоский фонарь, который можно было крепить как наголовник. Рина стала искать, как его включить. Заметив, что фонарь смотрит ему в живот, Гамов шагнул в сторону.
– Ты чего?
– Маленькую кнопку я бы не трогал! – сказал он.
– Там что, лазер?
– Всего лишь автоматный патрон. Боевой, разумеется. После выстрела фонарь приходит в негодность… Я подумал: ты единственная девушка, которая это оценит!
Рина издала звук, средний между «угу» и «гм», и оставила маленькую кнопку в покое.
– Собирайся! – сказала она.
– Куда?
– Если я скажу, ты не полетишь.
Гамова это не вдохновило. Он печально посмотрел на елочку.
– Может, сначала встретим Новый год? Мне мама должна позвонить по скайпу. Она взбесится.
Рина невольно улыбнулась. У крутого супермена Гамова была мама, которая могла позвонить и выйти из себя, увидев, что сына нет на месте.
– А если тебя не окажется – она примчится?
– Да нет, едва ли. Она в Норвегии. У нее там семья.
В этом «у нее» Рине послышалась обида.
– А отец? – спросила она.
– Отец в Подмосковье, а его семья в Швейцарии… – сказал Евгений смущенно.
Рина убедилась, что Гамовы расползлись по всему миру, и одним атомным грибком их теперь не накроешь.
– А твои? – спросил Гамов.
– У меня их подозрительно много, – угрюмо ответила Рина.
– Много?
– Надеюсь, что тот папаша, которого мы навестим сегодня, нас хотя бы узнает.
Она была благодарна Гамову, что он не улыбнулся и отнесся к ее словам серьезно.
– А кто он?
– Неважно. Просто человек.
Гамов рухнул в кресло и стал ковыряться сосисочкой в черной икре.
– Для меня важно. Я не ночной бомбила, чтобы лететь, куда мне ткнут пальцем, – заметил он.
Впервые Ринино упрямство встретило уверенное сопротивление. Скрестив ноги, она уселась на ковер и, забрав у Гамова банку с икрой, стала есть ее пальцем.
– Возьми сосиску! – любезно угостил Гамов.
– На обкусанные сосиски у меня аллергия… И вообще, ты в курсе, что если сосиски закрутились винтом, они переварены?
Гамов смущенно улыбнулся. Его кулинарные таланты начинались между полками супермаркета и заканчивались у его же касс. Рина с вызовом доела икру и забросила банку в камин, наблюдая, как она темнеет. Так они просидели минут десять. Гамов натянул на глаза колпачок Санты и сделал вид, что дремлет.
– Тот человек в снегу, которого убил эльб… – неуверенно начала Рина.
– Уточкин! – подсказал Гамов.
– …знал меня раньше, до ШНыра… И не только меня, Элю тоже. Он сказал мне, что мой отец – ГАЙ, – с усилием выговорила Рина.
Она ожидала чего угодно, кроме того, что последовало. Гамов лишь вежливо моргнул.
– Прости, конечно, Рина, но… У Гая нет детей.
Женская реакция всегда строго противоположна ожидаемой. Если до этого Рина стыдилась, называя Гая своим отцом, то теперь рассердилась на Гамова, что он ей не поверил.
– Ты так близко знаешь Гая, что тебе известны все его тайны?
Гамов вытянул ноги поближе к огню.
– Нет, не близко. Но я давно в организации и кое-что усвоил. Человек с его степенью близости к опекунам детей иметь не может. Гай, по сути, не мужчина, а бессмертная мумия. Я подозреваю, если бы эльбы оставили Гая без защиты… ну, полностью… он рассыпался бы прахом за пару минут. Какие уж тут дети!
– Так, значит, Гай слабый?
– Гай? Ничуть! Мумия не мумия, а может многое. Например, хотя это не афишируется, он сильнее любого из берсерков Тилля. Его тело не боится ядов, быстро залечивает раны, у него ослаблено ощущение боли… Но вот дети! Вынужден тебя разочаровать: ты не его дочь. Уточкин тебя обманул.
Рина слушала Гамова, ощущая, как рот помимо ее воли растягивает счастливейшая улыбка. Трехбуквенная комбинация «Гай» не имела к ней никакого отношения! Какое облегчение!
– Но зачем? Какой смысл Уточкину меня обманывать? Он знал, что умрет.
– А что, перед смертью говорят всегда правду? Меньше смотри английские фильмы. Британцы обожают этот сюжетный ход. Уточкин солгал, но вот почему? Укус змеи из гроба? Последняя подлость? Попытка отомстить тебе, а заодно и нам всем?
– Но откуда тогда воспоминания, которые никуда не вписываются? О кофте, которой у меня никогда не было? Собака, которой я не помню? Фотография Мамаси у девушки из Склифа? А огромная квартира? Такой квартиры у простых людей не бывает…
– Ну мало ли! – сказал Гамов, утешая ее. – В сущности, в больших квартирах нет ничего необычного. Один друг моего отца скупил в Антверпене три верхних этажа в старинных домах по соседству и соединил их мостиками. Два мостика. Один в сорок метров, другой в сто десять. Хотел еще запустить дирижабль, но ему не позволили. Мелкие, узкие люди! Ну что плохого в том, что печальный человек в пижаме летит на дирижабле в ванную комнату… Кстати, приличная ванная у него действительно только одна! В этих старых районах ужасно скверно с водопроводными делами.
Рина слушала Гамова, думая о другом.
– У моего отца – шрам на левой ладони. С внешней стороны… Идет вот так… – она провела ногтем по руке, прочертив тонкую белую полоску.
– Шрам ты помнишь. А лицо?
Рина мотнула головой:
– Лицо затерто. Затирал, наверное, тот же Уточкин. А руку не тронул.
– Ну это понятно. Так глубоко в сознание он не полез… Хорошо! Летим!
– Куда? К Гаю? – спросила Рина.
Гамов не ответил. Он не спеша облачился в тесный, как для подводной охоты, комбинезон и такую же куртку с тяжелой молнией, идущей под самый капюшон. Единственное, с чем не стал расставаться – с шапочкой Санты. Деловито осмотрел седло, остался недоволен старой подпругой и перестегнул другую. Снял со стены тяжелый арбалет, зарядил и на ремне перекинул через спину.
