Я следую за Коулом и Анной. Комната слегка расплывается, а перед глазами появляются темные круги, пока «Истина» обновляет данные. Как только Коул переступает порог, кто-то закрывает двери и включает свет. Анна резко останавливается и поднимает голову к потолку, а я замираю, когда мне наконец удается разглядеть обстановку.
Кажется, будто в помещении стеклянные стены, но это не так. Это впечатление создается из-за множества резервуаров, похожих на тот, в котором мы нашли Зиану. Они тянутся вдоль стен, установленные друг на друга до самого потолка. У каждого есть ручка, чтобы можно было вытащить того, кто находится внутри, как у ящиков в морге. От одного этого вида у меня подкашиваются ноги. Здесь, наверное, их тысячи, и все они заполнены плавающими телами, с подключенными к ним кабелями. В голубой мерцающей жидкости то тут, то там виднеется зеленая кожа и разноцветные волосы. А значит, это генхакеры. Люди, которых «Картакс» забрал и затащил в свои бункеры во время проведения протокола «Всемирного потопа». Вот только эти резервуары предназначены не для того, чтобы помочь им выздороветь или залечить раны. Это тюрьма.
– Что за чертовщина? – в ужасе шепчет Анна. – Кто велел вам запереть этих людей?
– Мы получили приказ от Бринка, – говорит один из солдат, подталкивая каталку Зианы к ряду открытых и пустых резервуаров. – К счастью, мы заготовили резервуары задолго до того, как они нам понадобились.
Он кивает на дальний угол, где в бетон вмурован 3D-принтер. Три его сопла скользят вперед и назад, создавая новый резервуар.
– Мы переделали их из резервуаров, которые используем для выращивания мяса для жителей бункеров, – продолжает солдат. – И каждый день нам требуется все больше и больше. Не для этих уродцев… а для жителей. Они хотят устроить бунт. И даже сейчас внизу проходит протест.
– То есть вы запираете и мирных жителей? – уточняет Коул.
– Нельзя рисковать и допускать восстание, – отвечает солдат. – В половине бункеров по всему миру последние несколько недель подавляют беспорядки.
Я с ужасом смотрю на резервуары. Конечно, лучше запереть людей, чем убивать. Но это так бесчеловечно и неправильно. Особенно с учетом того, что в некоторых резервуарах находятся дети. Этих людей загоняли сюда словно скот, раздевали догола и упрятывали в стеклянные камеры. Представляю, насколько страшно им было.
Я впиваюсь ногтями в ладонь. Как бы люди ни поступали с животными, рано или поздно они так же поступят со своими врагами. И что бы они ни сотворили со своими врагами, в конечном счете они так же поступят друг с другом. В одном из резервуаров плавает мальчик лет десяти и невидящими глазами смотрит перед собой, а из его затылка торчит черный кабель. Меня пронзает желание сломать каждую из дверей в этой комнате, открыть каждый резервуар и убить каждого солдата, который держит их взаперти.
– Подождите-ка. Что вы имели в виду, когда сказали, что нас нужно подготовить к транспортировке? – спрашивает Анна, косясь на ряд недавно отпечатанных резервуаров. – Вы же не думаете, что мы позволим вам запереть нас в этих штуках?
В это время солдаты подтаскивают Зиану к одному из них и подключают кабели. Их командир переступает с ноги на ногу.
– Приказ есть приказ, мэм.
– Ни за что, черт побери, – восклицает Анна и отступает назад, а ее глаза заполняются чернотой. – Если ты придумала план, как нам выбраться отсюда, Агатта, то сейчас самое время о нем рассказать.
– Дай мне секунду, – выдыхаю я и посылаю импульс из манжеты.
Я не позволю этим солдатам запереть Коула и Анну в резервуарах. Подключившись к интерфейсу системы безопасности, я пытаюсь вспомнить, как лучше начать атаку, чтобы вытащить нас отсюда…
Но прежде чем я успеваю запустить хотя бы один код, на экране в углу загорается красный фон, а из динамиков раздается сигнал тревоги. Солдаты застывают на месте, удерживая Зиану над самым резервуаром.
– Что случилось? – кричит один из них.
– Пришло сообщение, что начался мятеж, – отвечает их командир. – Видимо, протест, который организовали жители, вышел из-под контроля. Нужно обезопасить лестничные клетки. – Он распахивает дверь, через которую мы вошли, и жестом указывает остальным следовать за ним. – Пойдем, запрем их здесь. Все равно они никуда не денутся.
Солдаты тут же выбегают на погрузочную площадку и захлопывают за собой дверь. Через мгновение мы слышим, как закрывается замок, а светодиод у датчика на стене сменяется красным.
– Просто замечательно, – всплеснув руками, возмущается Анна. – Нужно было вырубить этих солдат еще в хижине. И тогда бы нам не пришлось придумывать, как выбираться из этого дерьма.
Вот только я не отвечаю. Потому что замечаю белый текст на экране: «ОБНАРУЖЕН МЯТЕЖ. АКТИВИРОВАНА БЛОКИРОВКА».
Но внезапно красный фон сменяется черным, и белыми цифрами начинается обратный отсчет десяти минут. А над ними появляется еще одна надпись: «ЗАПУЩЕН ПРОТОКОЛ «МЯТЕЖ». ИНИЦИИРОВАНО САМОУНИЧТОЖЕНИЕ БУНКЕРА «ХОУМСТЕЙК».
– Ребята? – вглядываясь в слова, окликаю я. – Думаю, у нас возникла проблема посерьезнее.
– Какая? – спрашивает Коул, а затем прослеживает мой взгляд и поворачивается к экрану. – Что, черт возьми, это значит?
– Кажется, именно то, что написано, – отвечаю я. – У нас осталось всего десять минут до того, как бункер уничтожит всех нас.
Глава 29
Цзюнь Бэй
Мато уговаривает меня немного отдохнуть, пока мы едем по пустыне. Я решаю ненадолго закрыть глаза, но тут же погружаюсь в сон и открываю их уже в полдень. Солнце высоко светит в безоблачном небе, а скалистые холмы на горизонте образуют узоры, которые кажутся все более знакомыми по мере приближения к Энтропии. Поначалу нас окружает лишь бесплодная земля с камнями и жесткими коричневыми кустами, которые пробиваются сквозь песок, но со временем то тут, то там появляются проблески цвета. Алая лоза, ползущая по валуну. Пучок ярко-желтой пшеницы. С каждым километром мы встречали все больше и больше мутировавших растений, превращающих пустыню в пестрое лоскутное одеяло, их семена разнес ветер или птицы. А еще появляются черные перья с кобальтовым кончиком, которые скользят по земле и скапливаются вокруг камней.
Мато сидит рядом, его маска почти прозрачна, а кровь Леобена украшает засохшими пятнами его руки. Наверное, он устал и, уверена, все еще не пришел в себя после потери глаза, но не жалуется. Он не пытается меня разговорить, а молчание между нами скорее комфортное, чем неуютное. Мои мысли постоянно возвращаются к его словам о том дне, когда я стерла свои воспоминания… и о шестидесяти людях, погибших от моего кода.
Он сказал, что я убила их.
И от этой мысли меня пробирает озноб. Вот только вряд ли Мато лжет. Он единственный, кто знает, чем я занималась те шесть месяцев. Да, я убила охранников, когда убежала из лаборатории, и причиняла им боль в детстве, но это была самозащита. И это совершенно отличается от отправки шестидесяти человек на верную смерть.
