– ХОЗЯИН!
Вот бы еще Пернатый Памперс перестал орать. Правда, я не заметил у него ушей, так что, может быть, он не понимает, насколько громко кричит. А может, ему просто хочется разбрызгать свою мерзкую слюну как можно дальше.
– Если ты о Калигуле, – осмелел я, – то уверяю: что бы он тебе ни наобещал, Калигула не…
– ХА! ГЛУПАЯ ЕДА! КАЛИГУЛА НЕ ХОЗЯИН!
– Не хозяин?
– НЕ ХОЗЯИН!
– МЭГ! – завопил я. Уф! Ну вот теперь и я стал орать.
– Что? – прохрипела Мэг. Со свирепым воинственным видом она приблизилась ко мне старушечьей походкой, опираясь на мечи-костыли. – Сейчас. Минутку.
Стало ясно, что в этом бою она не сможет взять на себя инициативу. Если Пернатый Памперс доберется до нее, то убьет, а для меня такой расклад на 95 процентов неприемлем.
– Так, эврином, – сказал я, – кем бы ни был твой хозяин, сегодня ты никого убивать и есть не будешь!
Я выхватил из колчана стрелу, наложил ее на тетиву и прицелился. Я проделывал подобное, без преувеличения, уже миллион раз, но сейчас, учитывая дрожащие руки и подгибающиеся коленки, вид у меня был не очень впечатляющий.
Почему вообще смертные трясутся, когда им страшно? Это совершенно нерационально! Если бы я создавал людей, то сделал бы так, чтобы в ужасающих ситуациях в них просыпалась непоколебимая решимость и нечеловеческая сила.
Гуль зашипел, разбрызгивая слюну:
– СКОРО АРМИИ ХОЗЯИНА СНОВА ВОССТАНУТ! МЫ ЗАКОНЧИМ НАЧАТОЕ! Я ОБДЕРУ ЕДУ ДО КОСТЕЙ, И ЕДА ПРИСОЕДИНИТСЯ К НАМ!
Еда присоединится к нам? У меня в желудке произошла разгерметизация. Я вспомнил, почему Аид так любил эвриномов. Если их когти хотя бы чуть-чуть ранят смертного, он будет обречен страдать от жуткой болезни. А когда зараженные умирают, они восстают, превращаясь в существа, которых греки называли вриколакасами, или зомби, если говорить языком телевидения.
И это еще не самое жуткое. Если эврином поглотит плоть трупа, обглодает его до костей, то скелет оживет и станет невероятно свирепым воином – такую нежить победить очень трудно. Подобные скелеты служили в элитной дворцовой страже Аида, и лично я не хотел бы попасть на такую службу.
– Мэг? – Я целился гулю в грудь. – Назад. Не дай этой твари тебя оцарапать.
– Но…
– Прошу! – взмолился я. – Поверь мне хоть раз!
Пернатый Памперс зарычал:
– ЕДА СЛИШКОМ МНОГО БОЛТАЕТ! ХОЧУ ЕСТЬ! – И бросился на меня.
Я выстрелил.
Стрела попала в цель – прямо в грудь гулю, – но отскочила от нее как резиновая киянка от металла. Наконечник из небесной бронзы должен был его хотя бы ранить. Гуль остановился: в груди у него зияла дымящаяся сморщенная рана. Но монстр был еще жив. Может, если мне удастся всадить двадцать или тридцать стрел в то же самое место, получится навредить ему по-настоящему.
Дрожащими руками я наложил на тетиву вторую стрелу.
– Э-это было предупреждение! – соврал я. – Следующий выстрел будет смертельным!
У Пернатого Памперса заклокотало в горле. Я надеялся, что это запоздалый предсмертный хрип, но потом сообразил, что монстр смеется:
– ХОТИТЕ, ЧТОБЫ Я СНАЧАЛА СЪЕЛ ДРУГУЮ ЕДУ? ОСТАВИТЬ ВАС НА ДЕСЕРТ? – Он разжал когти, указав на катафалк.
Я не понял. Я отказывался понимать. Что он там хотел сожрать – подушки безопасности? Обивку?
До Мэг дошло раньше, чем до меня, и она в бешенстве закричала.
Тварь питалась мертвецами. Мы ехали на катафалке.
– НЕТ! – крикнула Мэг. – Не трогай его! – Она поковыляла вперед, занося мечи, но у нее не было сил сражаться с гулем.
Оттолкнув ее плечом, я встал между ней и монстром и начал одну за другой выпускать в него стрелы. Они с искрами ударялись об иссиня-черную шкуру твари, оставляя дымящиеся и, к моей досаде, не смертельные раны. Пернатый Памперс, рыча от боли и извиваясь при каждом ударе, пошатываясь, двинулся ко мне.
Вот он в пяти футах от меня.
Вот уже в двух: выпустил когти и готов вцепиться мне в лицо.
Вдруг позади меня раздался громкий женский голос:
– ЭЙ!
Услышав это, Пернатый Памперс отвлекся, и я, воспользовавшись моментом, отважно плюхнулся на зад и пополз подальше от его когтей.
Пернатый Памперс моргнул, удивленный появлением новых зрителей. В футах десяти от нас стояла разношерстная компания фавнов и дриад, их было около дюжины и все они старались спрятаться за спиной долговязой девушки с розовыми волосами, облаченной в доспехи римского легионера.
Девушка пыталась справиться с каким-то метательным оружием. О боги. Манубаллиста. Тяжелый римский арбалет. Это кошмарные штуки. Медленные. Мощные. Печально известные своей ненадежностью. Она наложила болт. Взвела рычаг – руки у девушки при этом дрожали так же, как и у меня.
В это время слева от меня в траве стонала, пытаясь встать на ноги, Мэг.
– Ты толкнул меня! – возмущалась она, явно желая сказать этим «Благодарю тебя, Аполлон, за то, что спас мне жизнь».
Девушка с розовыми волосами подняла манубаллисту. Длинными подкашивающимися ногами она напоминала мне детеныша жирафа.
– П-пошел прочь от них! – приказала она гулю.
Пернатый Памперс одарил ее порцией фирменного шипения и плевков:
– ЕЩЕ ЕДА! ВЫ ВСЕ ПРИСОЕДИНТЕСЬ К ЦАРСКИМ МЕРТВЕЦАМ!
– Чувак, – один из фавнов нервно почесал живот под футболкой с надписью «НАРОДНАЯ РЕСПУБЛИКА БЕРКЛИ», – это не круто.
– Не круто, – эхом отозвались несколько его приятелей.
– ТЕБЕ МЕНЯ НЕ ОДОЛЕТЬ, РИМЛЯНКА! – зарычал гуль. – Я ИЗВЕДАЛ ПЛОТЬ ТВОИХ СОБРАТЬЕВ! ПОД КРОВАВОЙ ЛУНОЙ ВЫ ПРИСОЕДИНИТЕСЬ К НИМ…
ХЛОП!
В грудь Пернатому Памперсу воткнулся арбалетный болт из имперского золота. Мутные глаза гуля округлились от изумления. Римская легионерша, казалось, тоже была ошарашена.
– Чувиха, ты попала, – заметил один из фавнов так, словно этим она задела его нежные чувства.
От гуля остался лишь прах да перья. Болт с глухим звуком ударился о землю.
Мэг, хромая, подошла ко мне:
– Видел? Вот как нужно было его убить.
– Ой, замолчи! – буркнул я.
Мы повернулись к нашей неожиданной спасительнице.
Девушка с розовыми волосами задумчиво рассматривала кучку праха, подбородок у нее дрожал, будто она вот-вот расплачется.
– Ненавижу этих тварей, – пробормотала она.
– Тебе уже приходилось с ними сражаться? – спросил я.
Она посмотрела на меня так, словно я задал оскорбительно глупый вопрос.
