– Ах, да… Согласна. Угощение за ваш счет.
Врач на секунду поднял глаза.
Я состроила невинную рожицу, делая вид, что последняя фраза – шутка. Ну а кто знает, вдруг здесь принято гендерное равноправие, и женщины платят сами за себя? А я из такого дремучего прошлого, где мужчины открывают перед дамами двери, оплачивают ресторан и провожают домой.
– Если ваш жених будет не против…
– Забудьте о нем, – ответила резче, чем следовало. Напоминание о Маркусе всколыхнуло внутри какую-то муть. – Я собираюсь разорвать помолвку.
– Это серьезное решение, лирра. Не стоит спешить.
– Да, брак очень серьезное решение, лейр. А я к нему не готова.
Я постаралась голосом поставить точку в этом вопросе. И чтобы смягчить свою грубость, добавила:
– Но у меня есть одно условие.
– Все, что в моих силах.
– Ох, не давайте необдуманных обещаний, лейр, – я игриво погрозила пальчиком. – Обещайте, что не будете кормить меня в ресторане такой же бякой, как здесь. Я хочу нормальной еды.
Нурран захлопнул планшет и опустил в карман комбинезона. Потом улыбнулся:
– Ну, вот послезавтра и проверим, готов ли ваш организм к нормальной еде или нет.
С этими словами он покинул мед-бокс, оставив меня предаваться раздумьям в компании дроида.
***
До самого вечера я штудировала горауканский этикет, не желая снова попадать в двусмысленные ситуации. Заодно выяснила много чего интересного. Например, все модификаты были приверженцами гендерного равноправия. Они сходились и расходились без лишних сложностей, если их связь оказывалась бездетной. Но было одно важное «но».
Если мужчина хотел показать женщине, что она ему интересна, его обращение с ней кардинально менялось. Все, что в моем мире считалось обыденной вещью в среде воспитанных людей, здесь выражало особое отношение. Заинтересованный горауканец начинал оказывать всяческие знаки внимания: ухаживать, оберегать, делать подарки, расплачиваться за даму. И если женщина это принимала, значит, она готова была перейти с ним на «ты».
Нурран не преувеличивал. Предложение сменить официальный тон на более близкий означало и сменить отношения.
Из всего этого я сделала три вывода: ни с кем не говорить на «ты», ни от кого не принимать подарки и всегда самой платить за себя.
К вечеру моя голова распухла от количества информации. Едва проглотив мерзкий ужин, я вырубилась. А среди ночи проснулась со стойким ощущением, что рядом со мной кто-то есть.
***
Мне снилось, что я это я, а не Тьяна. Стою на краю утеса в каком-то тоненьком платьишке, которого у меня отродясь не бывало. Сверху нависло грозовое небо, сверкают молнии, гремит гром. А под ногами бушует и бьется о скалы ревущее море.
И вот я стою, обхватив себя руками. Трясусь от холода, а мне на голову льет ледяной дождь. Бьет по голове, по плечам, по спине. Я вся промокла до нитки и, кажется, даже плáчу.
Но вдруг кто-то набрасывает мне на плечи что-то теплое и сухое. И я чувствую, как меня берут за руку. Чьи-то горячие пальцы смыкаются на моем запястье, я делаю шаг назад и попадаю в крепкие объятия.
Мужчина – это несомненно мужчина – прижимает меня спиной к себе. Я чувствую его твердое тело, его тепло и силу, но не вижу лица. Он прижимает меня к себе, что-то ласково шепчет. А потом целует прямо за ухом, туда, где кожа очень чувствительная…
И в этот момент я проснулась.
Вывалилась из сна так резко, будто меня и в самом деле окатили холодной водой.
Задыхающаяся, вне себя от волнения, села в постели. Сердце билось, как сумасшедшее, а тело помнило ощущение близости. Я все еще чувствовала прикосновение чужих рук, и даже кожа за ухом горела от поцелуя…
В первый момент я даже не поняла, где нахожусь и что со мной.
Несколько минут сидела в темноте, слушая, как гулко колотится сердце. Потом в нос ударил запах пионов. Чертовы цветы благоухали так, что от их аромата у меня разболелась голова. Если бы я могла встать, то просто выкинула бы их. Но, к сожалению, даже такое простое действие было мне недоступно.
Постепенно глаза привыкли к отсутствию света. Я начала различать контуры мебели и аппаратуры, и поняла, что какой-то источник света здесь все же есть. Вдоль стен и на потолке слабо светились люминесцентные полоски.
Это немного успокоило меня. Уже без страха я огляделась.
Конечно же, палата была абсолютно пуста. Кроме меня здесь не было ни единой души. И у дроида, стоявшего на подзарядке, не светилось ни одной лампочки.
Облегченно выдохнув, я легла на подушки.
Трусиха. Ну чего испугалась? За дверями стоит охрана, сюда никто не пройдет незамеченным…
Мне внезапно захотелось увидеть своего охранника, убедиться, что он на месте и никуда не ушел.
– «Гермес», включить интерком! – приказала я. – Активировать одностороннюю видеосвязь.
Раздался щелчок. На коробке интеркома вспыхнула зеленая кнопка, потом загорелся экран.
Я увидела стерильно белый коридор с уже знакомым тускло светящимся потолком. И пустую кушетку.
Охранника не было.
Это заставило меня задохнуться от вновь нахлынувшего страха. Все тело покрылось холодной испариной.
Черт возьми, да что такое со мной?! Может, человек, – модификат то есть, – по нужде отошел! А я уже панику развожу.
– «Гермес», покажи весь коридор.
Камера, подчиняясь голосовому приказу, начала медленно поворачиваться. Я увидела темную арку, означавшую поворот. И как раз рядом с ней стояли двое.
Одного из них я узнала. Маркус. Мой жених выглядел так, словно был чем-то раздражен или раздосадован. Его кулаки были сжаты, и он с явным недовольством высказывал что-то своему собеседнику.
Незнакомец стоял лицом ко мне и был выше Маркуса на целую голову. Мощная атлетическая фигура, упакованная в белый двубортный китель с серебряным позументом. Белые брюки, белая портупея. Только на левом плече пышный серебряный эполет, от которого в несколько рядов спускаются аксельбанты, и каждый крепится к крупной серебряной пуговице на груди.
От него исходило ощущение ледяного спокойствия. Не знаю, почему, но мне вдруг захотелось увидеть его лицо.
– «Гермес», увеличь картинку!
Изображение послушно увеличилось вдвое.
Теперь я могла его рассмотреть.
На вид мужчине было лет тридцать-тридцать пять. Резкие волевые черты, твердый подбородок, смуглая кожа. Никакой чешуи. Наоборот, щеки покрывала щетина, такая же темная, как и короткие волосы, торчащие ежиком надо лбом. Он смотрел на Маркуса со скучающим видом, а тот что-то доказывал, теряя терпение. Сейчас я бы отдала год своей жизни, лишь бы узнать, о чем они говорят. Потому что моя интуиция буквально вопила: речь идет обо мне.
