– Ты говорил с отцом насчет того, чтобы помочь им деньгами?
– На это он приказывает мне заткнуться и не совать нос в чужое дело. Я так и поступаю. Но вот я в очередной раз захожу домой и вижу, что она отскребает пол в кухне, потому что он прошел по нему прямо в ботинках. Ему всего-то надо было снять чертовы ботинки при входе в дом! Но нет, это было бы уже слишком. Он идет куда хочет и оставляет после себя кучу дерьма, а ей приходится на четвереньках отчищать эти пятна. И это при том, что она по-прежнему кашляет и отхаркивается. И знаете, где он в итоге оказался? На диване, с пивом в руках, перед теликом.
– Что ты почувствовал, когда это увидел? Поточнее, пожалуйста.
– Злость.
– Насколько сильную?
Камера повернулась к Джейсону. Он крепко сжимал трясущиеся кулаки; его грудь ходила ходуном.
– Я захотел ему вломить.
– Что именно ты захотел сделать?
– Ударить его так сильно, как только я могу, дать прямо в нос. Я хотел бы услышать, как у него там ломаются все хрящи, а потом повалить его на этот вонючий пол. Было бы здорово ткнуть его прямо в эти пятна. О, это было бы просто замечательно!
– Что еще?
– Я бы забрал мать и убежал из дома. Мы бы оставили этого сукиного сына валяться на полу и пустились бы прочь. Все это время она была просто вынуждена его обслуживать. Я опустил руки, потому что это никогда не изменится. Но если честно, я бы очень хотел убежать с ней куда подальше. Она заслуживает чего-то получше.
– Спасибо, Джейсон. Спасибо, что поделился.
Рэндалл нажал на паузу и закончил записывать последнюю фразу – он собирался подшить ее к материалам исследования. Было похоже, что с Джейсоном тоже получится добиться успеха. Если они смогут довести его до той точки, когда ему больше не захочется представлять насилие над отцом, это будет настоящей победой. Более того, возможно, такой исход смягчит реакцию на неудачу с Джерри Осборном.
В самом начале Джейсон воображал, что отрезает отцу язык, чтобы тот больше не командовал его матерью. Он также хотел выдавить ему глаза: по его словам, отец часто бросал на него неодобрительные взгляды. После этого Джейсон планировал отрезать отцу руки, чтобы он больше никогда не избивал жену. Наконец, он собирался усесться рядом и начать в подробностях рассказывать ему о своей ненависти, пока старик не истечет кровью до смерти.
Питер и Рэндалл неутомимо заставляли Джейсона раз за разом повторять эту историю, пока не начали меняться хотя бы отдельные детали. Сначала Джейсон согласился не выдавливать отцу глаза, а вместо кистей рук отрезал только пальцы. Еще через какое-то время вместо ножа в истории стало фигурировать ружье. Правда, в какой-то момент Джейсон неожиданно упомянул, что предпочел бы застрелить обоих родителей – он начал считать, что мать проявляет слабость и поэтому тоже заслуживает смерти, – но это быстро прошло. Расправа снова приобрела личный характер, но исследователи зафиксировали коренной перелом: Джейсон больше не хотел убить отца и описывал только избиение. Оставалось довести его до последней ступени, включающей полное отрицание насилия и стремление вперед, подальше от прошлого.
Рэндалл поднялся из-за стола и присел на подоконник. Отсюда был виден квадрат двора и три других здания, отданных их департаменту. Солнце только начинало показываться из-за деревьев. Вокруг не было ни души, как ему и хотелось: нужно было отдохнуть после вчерашнего вечера и звонка Джины, которая сначала устроила форменную истерику, но потом, слава богу, успокоилась и согласилась передать печальные новости остальным друзьям Аманды.
Аманда была единственным ребенком, и теперь единственным оставшимся в живых членом семьи была ее переехавшая на Западное побережье мать. У Рэндалла не было никакого способа связи с ней, так что он позвонил тете Аманды, проживавшей во Флориде, и ее двоюродным сестрам из Колорадо и Миссисипи. Ответом ему были очередные порции слез и куча обещаний поскорее приехать и устроить все как нельзя лучше. Родственницы Аманды предложили передать новости остальным членам их сравнительно небольшой семьи, и он с облегчением согласился. Они обменялись электронными адресами; Рэндалл пообещал, что вышлет информацию о дате и месте похорон, как только сумеет более-менее прийти в себя. Горе вперемешку с огромной ответственностью волной обрушилось на его плечи и словно бы бросило на острые скалы. Аманда была мертва – и ее нужно было достойно похоронить.
Зеленая аллея, обычно заполненная студентами, была пуста. Рэндаллу нравилось, каким оживленным порой бывал кампус: здесь повсюду чувствовалась сила молодости, оптимистический настрой и заразительная жажда успеха. До возвращения молодежи с каникул оставалась еще пара-тройка недель. Рэндалл задумался, сможет ли он когда-либо снова почувствовать что-то светлое – даже в окружении всех своих учеников. Что-то внутри его безвозвратно исчезло.
– Доктор Брок?
Рэндалл чуть не свалился с подоконника, оборачиваясь назад. В дверном проеме виднелась мужская фигура – там стоял человек примерно его роста и возраста, может быть, чуть моложе, но уж точно не студент. Взлохмаченные волосы свешивались ему прямо до бровей, почти все лицо покрывала густая щетина. Человек стоял в тени коридора, и его глаза казались почти черными. Он был одет в длинное черное пальто.
– Вчера вы были у меня на участке, – проговорил Рэндалл. – Я помню ваше пальто.
– Да, это так.
– И на вечеринке Аманды. Вы там были, да, да, я помню, только у вас была несколько другая прическа.
– Нам нужно поговорить.
Человек пересек комнату и опустился в одно из кресел, в которых Питер и Рэндалл обычно сидели во время встреч с пациентами. Сбоку стояла выключенная камера на треноге. Человек откинулся назад, сбросил пальто с плеч и скрестил ноги. Одет он был довольно просто: джинсы и белая рубашка на пуговицах.
– Я увидел вас с веранды и окликнул, – сказал Рэндалл, все еще не двигаясь с места.
– Я вас слышал, но время для разговора было неподходящее. Мне не следовало приходить. Все-таки то, что случилось с Амандой… вы же едва успели добраться домой после того, как обо всем узнали. Я совершил ошибку, навестив вас.
– Откуда вам все это известно? – спросил Рэндалл. – Откуда вы знаете об Аманде?
Человек на мгновение уставился прямо на него:
– Знакомо ли вам мое лицо?
– Не то чтобы. Я видел вас на вечеринке – на этом все.
– Мы многие годы вращались в одних и тех же кругах, но я не думаю, чтобы нас друг другу представляли. Можете звать меня Сэм.
Рэндалл промолчал.
– Разумеется, это не мое настоящее имя. Пока мне важно сохранять анонимность, но я выбрал имя, которое может вам кое о чем напомнить. Это имя вашего брата.
У Рэндалла слегка закружилась голова, но он двинулся навстречу гостю. Каждый шаг давался ему с огромным трудом.
– Я знаю, о чем вы думаете, – продолжал Сэм, растягивая губы в улыбке, – или о чем должны думать. Если я знаю о вашем брате, что еще может быть мне известно?
