И все же, несмотря на изоляцию, финны сочли нужным дать отпор советским угрозам. Они вынесли на обсуждение два встречных предложения и попытались растянуть сами переговоры чуть ли не на месяц, будучи уверенными, что Москва просто блефует и «правда» – на их стороне. Похоже, в лице лукавого Паасикиви Молотов встретил равного себе противника. На последней встрече с финским коллегой он, не скрывая злости, сказал: «Мы, гражданские люди, не достигли никакого прогресса. Теперь будет предоставлено слово солдатам»266.
И в самом деле, вскоре действительно дали выступить солдатам. 26 ноября 1939 года советский пограничный пост вблизи карельской деревни Майнила попал под артиллерийский обстрел. Четверо красноармейцев погибли, еще девять были ранены. Молотов поспешил возложить вину за этот «прискорбный акт агрессии»267 на финнов, хотя Майнила находилась вне пределов досягаемости для финских стрелков, из предосторожности удалившихся от границы. Снова вызвав в Москву представителей Хельсинки, Молотов объявил, что отныне его правительство освобождается от обязательств, наложенных существующим советско-финским пактом о ненападении, и что нормальные отношения между двумя странами больше сохраняться не могут. В точности так, как Гитлер инсценировал тремя месяцами ранее «Гляйвицкий инцидент», чтобы превратить его в повод для нападения на Польшу, Сталин подстроил провокацию в Майниле, тем самым предоставив коммунистам во всем мире подложный аргумент для оправдания советской агрессии. А через четыре дня Красная армия двинулась в путь.
На первый взгляд трудно вообразить большее несоответствие военных сил. Казалось бы, двадцати шести дивизий и 500 тысяч солдат, выставленных Советами, с лихвой хватило бы, чтобы без труда одолеть 130-тысячную финскую армию. По всем статьям у Красной армии наблюдалось подавляющее превосходство: военных было втрое, а самолетов – в тридцать раз больше. Например, на Карельском перешейке, где и ожидался главный удар советских войск, финны смогли выставить только 21 тысячу солдат с 71 артиллерийским орудием и 29 противотанковыми орудиями против красноармейских сил, насчитывавших 120 тысяч солдат, 1400 танков и более 900 полевых орудий268. Помимо своего численного превосходства, Москва рассчитывала и на другой фактор: по ее убеждению, финский рабочий класс непременно восстанет против буржуазии, поддержит своих «освободителей»-коммунистов и превратится в «пятую колонну» в тылу противника, будет мешать переброске военной техники и подрывать боевой дух финских солдат. Потому-то советская сторона вела себя столь самоуверенно: военное руководство отводило на всю операцию всего двенадцать дней и предвидело столь быстрое наступление, что командиров даже специально предостерегали, чтобы они нечаянно не пересекли границу с нейтральной Швецией, до которой оставалось еще 300 километров269.
В действительности все вышло совершенно иначе. В условиях крайне суровой финской зимы – температура иногда падала до –40 °C – перевес в численности войск и боевой техники мало что значил. Кроме того, территория, по которой приходилось тащиться советским солдатам, чаще всего представляла собой сплошное снежное бездорожье густых сосновых лесов, перемежавшихся замерзшими реками, озерами и болотами. Такого рода местность практически непроходима для механизированной армии. И словно нарочно для того, чтобы затруднить продвижение красноармейцев, в межвоенный период на Карельском перешейке, к северу от Ленинграда, возвели (хотя работы еще не закончились) обширный оборонительный комплекс бункеров, окопов, природных препятствий и земляных сооружений – линию Маннергейма (она получила имя финского главнокомандующего, по чьему плану и возводилась). Уже здесь можно было догадаться, что у красноармейцев не все пойдет как по маслу.
Численное превосходство советской стороны умалялось и за счет разного качества противостоявших друг другу войск. Красная армия по-прежнему переживала своего рода кризис. Она еще не оправилась от убийственных чисток, которым ее подвергли в середине 1930-х годов и в результате которых было потеряно более 85 % командного состава270, она страдала от плохого руководства, неправильного режима подготовки и низкого боевого духа. А еще, хоть армия и была обеспечена более качественным вооружением, чем у финнов, у солдат не оказалось зимнего обмундирования, лыж и камуфляжа. В итоге и пехота, и танки устремились в бой в ноябрьскую пору, так и не сменив своей традиционной грязно-зеленой расцветки и сделавшись легкой мишенью для неприятеля. В тактике красноармейцев тоже имелись просчеты: после чисток в рядах офицеров среди них осталось мало таких, кто был способен проявлять инициативу и изобретать военные хитрости. В отсутствие четкой военной доктрины зачастую предпочтение отдавали просто массированной лобовой атаке, и любые неудачи и недоработки усугублялись плохой координацией между различными отрядами вооруженных сил.
Между тем финны были настроены очень решительно. Вопреки ожиданиям Москвы, они отнюдь не встречали советских солдат как освободителей, а, напротив, проявили такой патриотизм, что высокий боевой дух финнов компенсировал их отставание в численности и технике. В подкрепление регулярной армии удалось призвать на фронт большое количество обученных резервистов, и многие из них обладали жизненно важным знанием особенностей местности, а также бесценными навыками выживания и отличной полевой выучкой. Об оптимизме финнов, которым предстояло схватиться с явно могучим врагом, можно судить по шутке, которую часто повторяли той зимой: «Их так много, а наша страна такая маленькая, – говорили солдаты. – Где их всех хоронить?»271
Что характерно, советское нападение на Финляндию носило и военный, и политический характер. Как только советские бомбардировщики начали наносить удары по Хельсинки и Виипури
[7], а танки и пехота принялись совершать первые попытки прорвать линию Маннергейма, в Териоки
[8], первом городке по ту сторону старой советско-финской границы, посадили марионеточное прокоммунистическое правительство. «Финскую демократическую республику» возглавил старый коммунист Отто Куусинен, прославившийся в первую очередь тем, что пережил советские партийные чистки. Но, несмотря на старательные заигрывания с профсоюзами и умеренными левыми, Куусинен оказался в вакууме: коммуниста признавали только московские начальники, и его указы имели силу только в зонах, «освобожденных» Красной армией.
Таким политическим промахам сопутствовали серьезные стратегические неудачи. При всем своем техническом превосходстве Красная армия оказывалась порой крайне негибкой – совсем как «колосс на глиняных ногах». Кроме наивной тактики, ее часто подводила излишняя осторожность: иногда наступление задерживалось на много часов от малейшего сопротивления финнов. А в условиях, когда проехать можно было всего по нескольким дорогам, окруженным непролазными лесами, такая медлительность оказывалась на руку защитникам, и советские атаки быстро оборачивались гигантскими бронетанковыми пробками.
