Еще Сталин уполномочил Молотова выступить с обращением к советскому народу – возможно потому, что не хотел сам ассоциироваться с наступившей катастрофой, а может быть, потому, что именно Молотов подписывал договор с Германией. Как бы то ни было, в тот день, вскоре после полудня, по радио и по громкоговорителям именно резкий, гнусавый голос Молотова сообщил советскому народу о начале войны. Тем же тоном оскорбленной невинности, какой слышался в голосе «хозяина», Молотов назвал нападение немцев «беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством» и затем неоднократно упомянул о нацистско-советском пакте и о том, что у немцев не было никаких поводов для жалоб:
Нападение на нашу страну произведено, несмотря на то, что между СССР и Германией заключен договор о ненападении и Советское правительство со всей добросовестностью выполняло все условия этого договора.
Нападение на нашу страну совершено, несмотря на то, что за все время этого договора германское правительство ни разу не могло предъявить ни одной претензии к СССР по выполнению договора.
Войдя во вкус, Молотов подчеркнул, что советские войска и авиация «ни в одном пункте… не допустили нарушения границы», и выразил «непоколебимую уверенность» в том, что советские войска «нанесут сокрушительный удар агрессору». Клика «кровожадных фашистских правителей Германии» поработила «французов, чехов, поляков, сербов, Норвегию, Бельгию, Данию, Голландию, Грецию и другие народы», напомнил Молотов, но забыл упомянуть о том, что Советский Союз проявил не меньшую алчность. Тем не менее, заявил нарком, «Красная армия и весь наш народ вновь поведут победоносную отечественную войну за Родину, за честь, за свободу». Лживый до конца, Молотов сообщил, что «убито и ранено более двухсот человек». В заключение выступления он торжественно произнес фразу, которой предстояло стать одним из девизов германо-советской войны: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!»890 Это было уместное выступление, но не больше. Сталин сказал своему подручному – с некоторой жестокостью: «Ну и волновался ты»891.
Вскоре Сталин уехал из Кремля на свою ближнюю дачу в Кунцево. И лишь вечером, в 9.15, он наконец продиктовал «директиву № 3», в которой приказывалось не только «окружить и уничтожить… группировку противника», но и перейти советскую границу, преследуя врага892. Беда в том, что к тому времени Красная армия уже стремительно отступала.
В то утро советским вооруженным силам не понадобилось много времени, чтобы понять: германское нападение – не просто провокация. Немцы настигали красноармейские части на аванпостах и уничтожали на месте. Советских солдат сминал и побеждал враг, значительно лучше вооруженный, подготовленный и организованный. В среднем, как кто-то подсчитал, в тот день красноармейцы погибали по одному каждые две секунды893. В неразберихе сражений в буквальном смысле слова исчезали целые отряды: или разлетались на куски в мощных взрывах, или вдавливались в выжженную солнцем землю.
В конце первого дня остатки 10-й армии перегруппировались в новом штабе. Всего несколько часов назад она состояла из шести пехотных дивизий, шести бронетанковых дивизий, двух конных дивизий и трех артиллерийских полков; теперь же в распоряжении оставшихся от нее бойцов не имелось почти ничего, кроме двух палаток, нескольких столов и телефона894. Другим повезло еще меньше. Как признавался позднее один советский командир, «от 56-й стрелковой дивизии остался только номер»895. Между тем силы Красного воздушного флота были уничтожены прямо на земле – мало кто из летчиков успел подняться в воздух, чтобы встретиться с немцами в бою. В один только первый день, по утверждениям люфтваффе, его самолеты разбомбили почти 1500 советских воздушных судов896. Скорее всего, это была даже недооценка. Адъютант Гитлера и офицер люфтваффе запишет несколько дней спустя: «Легкость наших побед по всему фронту стала неожиданностью и для армии, и для люфтваффе. Самолеты противника стояли стройными рядами на их летных полях, и их уничтожение не составило никакого труда»897. Сталин, услышав эту новость, не мог поверить собственным ушам. «Неужели до всех аэродромов добралась немецкая авиация?» – недоверчиво спросил он своих приближенных. И, услышав утвердительный ответ, впал в бессильную ярость898.
Советские сухопутные силы постигла та же участь. Несмотря на стойкость и отвагу бойцов, Красная армия была по большей части застигнута врасплох и разбита врагом. Уже к концу того первого дня – когда Сталин наконец решился отдать приказ своим войскам вышвырнуть захватчиков – некоторые передовые немецкие части успели продвинуться более чем на 80 километров вглубь от бывшей границы. Изолированные очаги советского сопротивления окружались и ликвидировались, и немецкие бронетанковые колонны устремлялись дальше на восток, проникали в глубокий тыл, нарушали работу средств связи и обеспечения – словом, демонстрировали классические методы блицкрига. После двух дней такой молниеносной войны в руках немцев оказалась столица Литовской ССР Вильнюс; еще через неделю были взяты столица Латвийской ССР Рига, столица Белорусской ССР Минск, а также западноукраинский (бывший восточнопольский) город Львов. К тому времени некоторые немецкие части продвинулись уже более чем на 400 километров от своих исходных рубежей899. СССР лишился уже почти всех территорий, приобретенных благодаря пакту.
Одним из совсем немногих источников оптимизма для Сталина в те первые дни войны стала боеспособность нового поколения танков – T-34 и более тяжелых КВ. Хотя в июне 1941 года в распоряжении Красной армии имелось менее 1500 танков этих моделей, они приготовили неприятный сюрприз немецким войскам, уже привыкшим к своему всестороннему превосходству на поле боя. Группировки противотанковой обороны очень скоро обнаружили, что их орудия – особенно стандартные 37-миллиметровые пушки – бессильны против этих танков: бойцы одного отряда утверждали, что двадцать три раза выстрелили по одному Т-34, но не уничтожили его900. Между тем экипажи немецких танков с такой же тревогой отмечали, что пушки новых советских танков отличаются необычайной мощью и способны нанести их машинам серьезный вред раньше, чем те приблизятся на расстояние, подходящее для стрельбы. Вот что вспоминал один участник танковых сражений с немецкой стороны:
Танки КВ-1 и КВ-2 – это было нечто! Наши экипажи открывали огонь на расстоянии около 730 метров, но толку от этого не было. Мы подъезжали все ближе и ближе к противнику, а тот как ни в чем не бывало приближался к нам. Очень скоро мы оказывались друг напротив друга на расстоянии от 45 до 90 метров. Тогда между нами происходил фантастический обмен огнем, но мы не видели никакого успеха своих действий. Русские танки просто перли и перли на нас, и все наши бронебойные снаряды просто отскакивали от их брони901.
Неудивительно, что немецкие войсковые командиры вскоре заговорили о «танковом кошмаре», который начал преследовать солдат вермахта902. И все же, несмотря на ужас, который нагоняли советские танки, продвижение сил «Оси» не останавливалось: у Красной армии было еще слишком мало Т-34 и КВ, чтобы они могли изменить ситуацию на полях сражений, и далеко не во всех этих танках имелись достаточно опытные и хорошо подготовленные экипажи, способные в полной мере использовать свое временное преимущество903.
