Глава 1. Алекс Рид
Впервые я встретил Фрэнка Миллера в ноябре семьдесят восьмого, а именно – в полицейской столовой, расположенной на нулевом этаже. Я только вернулся из долгожданного отпуска, а потому понятия не имел о кадровых перестановках, произошедших здесь во время моего трехнедельного отсутствия.
Почему-то в тот момент новое лицо, выглядящее непривычно изнуренным и даже откровенно нездоровым, показалось мне весьма дурным предзнаменованием.
Тогда я еще понятия не имел, кто он такой, но обратил внимание на человека, вяло прихлебывающего кофе в самом углу помещения. Казалось, что он намеренно отодвинулся как можно дальше ото всех, кто сновал между столами, забившись от их любопытных глаз в укромное местечко.
Фрэнк совсем не был похож на детектива. Он выглядел так, как будто его случайно занесло на обед в центральный вашингтонский полицейский участок.
Пока служители закона, воспользовавшись перерывом, охотно уплетали картофельное пюре со свиной отбивной и шумно переговаривались между собой, Миллер с каким-то тупым и безучастным видом разглядывал унылый пейзаж за окнами столовой.
Даже издалека, стоя на широких каменных ступенях, ведущих в обеденный зал, я мог разглядеть рваный шрам на его виске. Стыдливо полуприкрытый темными волосами, он все же настойчиво высовывал свои неровные, грубо сшитые края. Машинально, как будто неосознанно, Миллер несколько раз прикасался к нему, вскользь проводя по рубцам кончиками длинных, до смешного тонких пальцев. И в эти мгновения выражение его мрачного лица казалось еще более угрюмым.
– Эй, Браун, – я схватил за локоть пробегавшего мимо молодого патрульного, заставив его остановиться, а затем кивнул в сторону Фрэнка. – Не знаешь, кто это такой?
Браун обернулся и бросил на Миллера не слишком заинтересованный взгляд, после чего незаметно кивнул мне и произнес:
– Это детектив из отдела специальных расследований. Странный тип. Я видел его вчера вечером на парковке, чуть не врезался в него капотом. Он брел между машин, не обращая никакого внимания на то, что происходит вокруг. Кажется, он еще не совсем оправился после…
Патрульный оборвал фразу на полуслове и многозначительно постучал себя указательным пальцем по виску.
– Откуда его к нам перевели? – я с надеждой уставился в лицо Брауна. – Не знаешь?
Но он лишь покачал головой:
– По-моему, его ниоткуда не переводили. Я слышал, как Майерс бубнил о том, что Фрэнка Миллера необходимо восстановить как можно скорее и покончить со всей бумажной волокитой.
– Восстановить? – удивление само собой заплескалось где-то внутри моей головы. – Но я впервые слышу это имя.
Браун молча пожал плечами, едва заметно кивнул мне на прощание, и через пару мгновений его силуэт затерялся в толпе на лестнице, ведущей наверх, к рабочим местам офицеров.
Я обернулся и посмотрел на Фрэнка Миллера. Как и прежде, он отрешенно изучал осенние деревья за окном, мокнущие под струями холодного ноябрьского ливня. Казалось невероятным, как настолько молодой детектив мог незаметно для всех восстановиться в участке, в котором я работал вот уже одиннадцать лет. Если бы он на самом деле числился в штате ранее, мы бы неизбежно были знакомы. Но я абсолютно был уверен в том, что видел его впервые.
Мысль о том, что Миллер мог значиться в списках сотрудников вашингтонского детективного отдела еще до моего появления здесь казалась абсурдной. Несмотря на потрепанный внешний вид, он едва ли тянул на двадцать семь, мне же уже шел тридцать шестой год. Все это выглядело очень странно.
Однако спустя полчаса я уже и думать забыл о Фрэнке Миллере, когда в участке раздался звонок от одного из соседей снизу. Переехав в Вашингтон из Нью-Йорка пятнадцать лет назад, я арендовал небольшую, но светлую и чистую квартирку вдали от центральных улиц, где жил и поныне.
И вот сейчас в моем обособленном холостяцком гнездышке развернулся настоящий потоп – старые трубы не пережили начала нового отопительного сезона.
Все следующие дни я старался привести квартиру в порядок, а заодно разыскивал по округе Тапиоку, мою глупую старую кошку, легкомысленно сбежавшую через распахнутое окно спальни во время потопа. Поэтому, возвращаясь домой после очередного рабочего дня, я сбрасывал с себя промокший до нитки и отяжелевший плащ, переодевался в толстое ватное пальто и, прихватив фонарик, совершал очередной набег на ближайшие подворотни. Однако никаких следов кошки так и не находил.
Я уже было смирился с ее неминуемой гибелью, когда в одну из ночей до моего слуха сквозь сон донеслось жалобное мяуканье. Я открыл глаза и уперся зрачками в потолок, на котором все еще отчетливо были заметны влажно-бурые пятна.
Я уже решил, что мне все почудилось, когда мяуканье повторилось вновь. Звук доносился снаружи, просачиваясь в темную спальню сквозь неплотно прикрытые окна.
Я поднялся с постели и поежился – в квартире было холодно и сыро. Трубы, предательски подмочившие мои апартаменты, еще не успели починить, а потому все крыло старого дома осталось без уютного тепла. В такую промозглую погоду, что царила за ночными стеклами, меня спасало лишь двойное одеяло и колючий, но очень толстый плед, некогда подаренный мне покойной бабушкой.
– Тапиока? – произнес я не слишком громко, высунув голову в окно, а затем умолк и прислушался.
По ночному Вашингтону разгуливал ледяной ветер, насвистывая в подворотнях и продираясь издалека через вереницу серо-коричневых небоскребов. Где-то впереди, в путанице центральных кварталов, разрезали ноябрьскую мглу сирены полицейских машин. Из круглосуточного китайского ресторанчика, расположенного на первом этаже, тихо играла спокойная музыка.
Я осторожно приподнял деревянную створку окна и выбрался на металлическую пожарную лестницу. Осенний холод тут же проник под махровую ткань домашнего халата, взъерошил волосы на затылке и выпорхнул из широких рукавов, заставив меня поежиться.
Я поглядел вверх – туда, где темные решетчатые пролеты уходили в сизые клубы тяжелых туч. Но не заметил ничего. Дом мирно спал и глядел на аллею темными стеклами. Старой кошки на лестнице не было.
– Тапиока… – проговорил я, делая шаг к ступенькам, и едва не поскользнувшись на отсыревшем металле. – Вот дерьмо!
В последний момент мне удалось ухватиться за ледяные поручни, тем самым предотвратив неминуемое падение.
Сердце в груди колотилось так бешено, что на минуту заглушило и далекий рев сирен, и даже завывание позднего осеннего ветра. С трудом переведя дыхание, я решил бросить глупую затею и вернуться в свою спальню.
И именно в этот момент до меня донеслось жалобное, едва различимое «мяу». Я резко вскинул голову в направлении звука и непроизвольно охнул в пустоту. Комок густой мокрой шерсти сотрясался от холода на одном из неглубоких каменных карнизов, украшавших пролеты между этажами.
