– Фрэнк, – вылетело из динамика облегченное шипение. – Господи, я уже было решил… Я подумал, что ты угодил в беду!
– Мы в полном порядке, – сухо проговорил детектив.
– Фрэнк, послушай, – не унималась рация, наполняя треском сонный черный лес. – Эта… эта тварь снова пыталась выманить меня из дома. Как и в прошлый раз, я получил вызов по рации, кто-то заманивал меня в лес голосом детектива Рида… Оно знает, что вы там, Фрэнк, но не знает, что приемник в машине Алекса не может посылать обратный сигнал. Я пытался сообщить тебе об этом, но ты не отвечал… Погоди, ты сказал «мы»? Ты не один?
– Мистер Рид внезапно решил присоединиться к моей вылазке, – процедил Миллер сквозь плотно стиснутые зубы.
– Фрэнк, – голос шерифа дрогнул. – Будьте очень осторожны, прошу вас. Что бы это ни было, оно сейчас в лесу. Наверное, оно хотело заманить и меня, чтобы расправиться с нами тремя одним махом.
– Что ж, – холодно протянул детектив. – По крайней мере, у тебя здравомыслия хватило на то, чтобы придерживаться оговоренного плана. В отличие от мистера Рида.
– Что ж, прости, что мне не все равно, – отчеканил я, даже не думая пасовать под яростным натиском напарника. – И что я не из тех ребят, кто отсиживается в машине на обочине, пока другие рискуют своей шкурой. Если ты вдруг забыл, это дело Эрл поручил нам обоим, а не только одному тебе.
Я видел, как Миллер с плохо скрываемым раздражением расстегивает ремни, туго обтягивающие его ребра и лопатки, а затем не без труда стаскивает с себя выключенную видеокамеру.
Окинув меня угрюмым взглядом, он едва заметно повел плечами, как будто признавая собственное бессилие, а затем протянул мне камеру и произнес:
– Если обратно возвращаться ты не намерен, тащить эту дрянь будешь сам.
Я взял из его ледяных ладоней габаритный аппарат и развернул объективом к себе, пытаясь найти кнопку включения. Камера была огромной, жутко тяжелой и неудобной.
Стоило мне нажать на щелкнувший переключатель, как что-то внутри нее громко клацнуло, озарив мое лицо красным светом, а затем катушка с пленкой, мирно покоившаяся на верхушке прибора, вдруг ожила.
Не без труда перекинув видеокамеру на правое плечо и для подстраховки зафиксировав ее одним из ремней, я вопросительно уставился на Миллера. С его лица, как ни странно, успел испариться практически весь гнев. Казалось, что, избавившись от тяжелой ноши, он враз повеселел и даже передумал продолжать начавшуюся между нами словесную перепалку.
– Ладно, – выдохнул он, прикуривая сигарету и с откровенным удовольствием набивая расправившиеся легкие табачным дымом. – Я пойду первым и буду освещать дорогу фонарем. Ты двигай за мной и держись на расстоянии пары шагов.
Мы бесцельно бродили по дебрям несколько часов. Куда бы ни сворачивал Фрэнк, впереди не было ничего, кроме бесконечных елей и полуголых опушек, покрытых мягким прелым мхом. Время от времени тишину древнего леса нарушало лишь потрескивание рации – судя по всему, шерифу было тяжело находиться в неведении дольше десяти минут.
Близился четвертый час ночи, а мы так ничего не нашли, ни на кого не натолкнулись и даже не обнаружили ничего необычного. Мое плечо, давно онемевшее от тяжести камеры, начинало сильно саднить. Уставшие мышцы требовали отдыха.
Но Миллеру, казалось, было все равно – он все так же бодро продирался сквозь бесконечные ветви хвои, ловко уклоняясь от колючек и ни разу не запнувшись о коряги, то и дело бросающиеся под ноги и прячущиеся в куче пожухлой листвы.
– Мне нужен привал, – выдохнул я, останавливаясь и аккуратно стаскивая со своего плеча аппарат, ставший невозможно тяжелым. – Хотя бы десять минут…
Детектив обернулся и снисходительно глянул в мое лицо. Должно быть, он уже приготовил очередную колкость в мой адрес, но так и не произнес ее вслух. Он все стоял, застыв на месте, молча таращась и будто одеревенев.
И тогда я с запозданием осознал, что все это время Миллер смотрел не на меня, а на то, что скрывалось за моей спиной.
Я машинально обернулся. У одного из деревьев стоял мальчик, одетый в ободранную красную куртку. Казалось, что он робко жмется к голому стволу огромной ели, вскинувшей свои длинные ветви к самым небесам.
Его босые ноги, посиневшие от холода, застыли на небольшой кучке хвойных иголок. Грязные школьные брюки, разодранные и покрытые влажной землей, висели черными лохмотьями. Блестящие темные глаза мальчика, окруженные болезненной синевой, не моргая глядели прямо на меня, и от этого мне сразу стало не по себе.
Ребенок выглядел так, словно потерялся и провел в лесу, по крайней мере, несколько суток. Волосы, такие же темные, как и его глаза, висели нечесаными прядями. Из рукавов красной куртки, из которой мальчик давно уже вырос, торчали костлявые запястья.
– Кто ты? – детектив первым нарушил звенящую тишину.
Ребенок медленно отвел взгляд от моего лица и вцепился лихорадочно блестящими зрачками в фигуру Фрэнка.
Его ввалившиеся в череп щеки, нездорово-сизые, нервно дрогнули. А затем мальчик разжал сухие губы, и из его рта выпало несколько крупных комьев земли. Передние зубы, испачканные влажной почвой, разомкнулись, и он едва слышно прошептал:
– Берегитесь… он проснулся…
Но прежде, чем я сумел опомниться и спросить, о чем говорит этот странный, вселяющий потусторонний трепет ребенок, я понял, что его больше нет.
В том месте, где он стоял всего долю секунды назад, теперь была пустота.
Глава 8. Фрэнк Миллер
– Фрэнк, прием!.. Фрэнк, отвечай!..
Я вздрогнул, когда старая рация неожиданно вновь начала подавать признаки жизни после длительного периода тотальной тишины.
Чернеющая чащоба из древних деревьев осталась позади, вместе с ужасающей ночью, которую мы с Алексом Ридом провели в ее дебрях.
Теперь с мрачных небес над нашими головами лил тусклый утренний свет, а где-то за кромкой темно-зеленого бора брезжил линялый, холодный и промозглый рассвет…
С тех пор, как я увидел странного ребенка в деревьях, прошло уже больше часа. Как бы я ни плутал по дремлющим лощинам, больше я ничего не смог отыскать. Казалось, что ужасу, поселившемуся в лесу, просто не было до нас двоих никакого дела. И когда холодная ночь, наконец, начала растворяться в сыром тихом воздухе, мне не оставалось ничего, кроме как повернуть назад и продираться к полицейской машине, послушно ждущей где-то на обочине.
– Я не понимаю… – устало бубнил Рид мне в спину, запинаясь на каждой кочке и рискуя свалиться на мшистый лесной настил вместе с давно выключенной видеокамерой. – Почему нам позволили бродить здесь всю ночь, почему никто даже не попытался напасть на нас?.. И этот мальчик…
Он громко вздохнул и прибавил шаг, стараясь нагнать меня.
Я молча вытащил из пачки последнюю сигарету, прикурил и грубо швырнул смятую картонку прямо на лысоватую опушку. Легкие наполнились горьковатым дымом, и мне показалось, что с меня тут же слетела подступающая сонливость.
