Я наконец сумел овладеть своим телом, сделал судорожный вдох и схватил пальцами дверную задвижку, резко дернув ее на себя. Волоком вывалился из машины, упал на колени и уперся дрожащими ладонями в холодную влажную землю.
Зыбкий, но в то же время слишком настоящий призрак, тут же молча выскользнул вслед за мной, зависнув над шоссе и даже не касаясь асфальта кончиками босых ступней.
Я отшатнулся, попятившись, неловко поднялся на ноги и рванул к кромке леса, темнеющей совсем рядом. Обернувшись на ходу, я заметил, что Лилиан неуклонно преследует меня, легко продираясь сквозь плотный слой дымки, парящей вокруг чащи.
Лишь когда я, жадно глотая открытым ртом стылый воздух, метнулся в деревья, углубившись в лес, она наконец перестала преследовать меня. Я остановился, хрипло дыша, огляделся по сторонам, но не заметил ее невесомого силуэта нигде вокруг. В чаще было тихо и, казалось, ее мертвенную пустоту нарушал лишь я один.
Убедившись в том, что Лилиан исчезла за вереницей еловых ветвей, я сделал глубокий вдох и постарался успокоиться. Однако ее слова упорно не выходили из моей головы.
Я ощущал, как черная тоска просачивается в мои мысли, окружает мое тело плотным удушающим слоем, как сердцебиение, еще недавно такое частое и громкое, стихает, становясь едва различимым. Ком в горле, пульсирующий все это время, тяжело ухнулся куда-то в желудок, сиротливо сжавшись в комок.
В носу предательски защипало, и лес вокруг меня смазался в пляске соленых прозрачных капель. Замерзшие пальцы безвольно поникли, я будто обмяк под массой своего неожиданного горя, оказался мгновенно раздавлен им.
– О боже, – я прерывисто выдохнул, и слезы по щекам потекли ручьем. – Томми…
Неужели устрашающий своей реальностью призрак мог говорить правду? Неужели несчастный мальчик на самом деле был моим сыном?
Вопросы бились изнутри в мою черепную коробку, метались по стенкам рассудка, расшибаясь о холодную истину, а затем безвольно стекали вниз, образуя иссиня-черную лужу, захватывающую все больше пространства в моей истерзанной душе.
Подняв глаза к небу, я безучастно наблюдал за тем, как высоко над моей головой несутся свинцовые тучи, гонимые ветром прочь. Как медленно, будто величественно-спокойно, раскачиваются плешивые верхушки древних елей.
Я вспоминал слова доктора Вайнса, которые он произнес после смерти Лилиан. Как старик, сокрушенно покачав седой головой, сообщил мне о том, что она была беременна. Снова и снова прокручивал их как на кассетной пленке, мысленно задавая себе один и тот же вопрос – скольких близких людей я потерял на самом деле?
– Он проснулся… – тихий голос позади заставил меня вздрогнуть и обернуться. – Берегись…
Мальчик в грязной красной куртке пристально наблюдал за мной издалека, утопая босыми ногами в ковре из пушистого мха. Спутанные темные волосы, выпачканные комьями земли, поникли, нагло заглядывая целыми прядями в тускло блестящие глаза.
– Томми…
Я сделал шаг в его сторону, но тут же остановился.
Ребенок, покачав головой, словно призывая меня тем самым отказаться от дикой затеи ринуться к нему, настойчиво повторил:
– Он проснулся. Беги…
Но прежде, чем я успел опомниться и спросить, от чего именно мне следует бежать, деревья вокруг окутал странный густой туман. И зыбкая фигура Томми Уайтингса скрылась за его пеленой, блеснув на прощание расширенными зрачками.
***
Я валялся на больничной койке в полутемной палате, не в силах даже пошевелиться. Доктор Вайнс суетился рядом, то измеряя мое давление, то делая забор крови из моей слабо пульсирующей вены, как будто это могло хоть как-то помочь.
С тех пор, как Алекс Рид приволок меня в госпиталь, прошло несколько часов. И с каждой минутой мне становилось все хуже и хуже.
Я не владел собственным телом, не мог приподнять руки или подать старому врачу какой-нибудь сигнал. Меня будто парализовало. Все, что я мог – это продолжать размеренно наполнять легкие кислородом, а затем протяжно выталкивать его наружу. Как я ни старался, мое тело больше не слушалось меня. Словно кто-то другой подчинил его своей воле.
Мысли путались в голове, соображать трезво было почти невозможно. Мои воспоминания и мой разум периодически окунались в какой-то белесый морок, и тогда я терял счет времени, выпадая из реальности… Мое тело стало клеткой для гаснущего рассудка.
Единственное, что я осознавал предельно четко – что-то в лесу обитало в этом странном, взявшемся из ниоткуда тумане. Что-то пряталось в нем, безликое и незримое, а затем пробралось в мою голову вместе с воздухом, который я вдыхал.
Теперь оно, медленно ползая внутри моей черепной коробки, протягивало во все стороны свои омерзительные, скользкие щупальца, и от этого кошмарного ощущения я готов был взвыть, если бы только сумел это сделать.
Плотно сцепив зубы, я безвольно лежал на чистой больничной постели, ежесекундно борясь с невидимым врагом, поселившимся внутри моей головы.
Но тварь, кем бы она ни была, оказалась сильнее. И я все глубже погружался в какой-то невнятный сумрак, похожий на затянувшийся обморок. Выныривал из него лишь изредка, чтобы сделать новый вдох и мельком вспомнить о том, что стремительно погибаю.
Я практически ощущал, как все мои органы внутри брюшины медленно съеживаются, иссыхая и утрачивая прежнюю форму. Как то, что скользило внутри моей головы, жадно выпивает соки из моего организма, будто через соломинку.
– Ник, ты меня слышишь? – старик склонился над моей койкой и с грустью посмотрел в мое лицо. – Ник, я постараюсь помочь тебе… Сделаю все, что только в моих силах.
Отреагировать на его тихие слова, пропитанные отчаянием и тоской, я не мог: разум снова провалился в какую-то бездонную пропасть.
Мои глаза были открыты, я не спал и даже мог видеть, как по светлым стенам палаты медленно плывут размытые тени, когда доктор копошится неподалеку. Но в то же время я почти не осознавал ничего, что происходило вокруг, увязая все глубже в жутком, каком-то вязком болоте.
Я словно частично погрузился в странную кому, утратив всякую связь с внешним миром. Было похоже на то, что мой мозг постепенно, одну за другой, отключал все свои функции.
Связь с собственным телом ослабевала и меркла, и в какой-то момент я с безмолвным ужасом осознал, что больше не могу видеть ничего, хотя мои веки по-прежнему оставались широко распахнуты.
Волны беспамятства, с которым я больше не мог бороться, накатывали все чаще, и приступы небытия становились все продолжительнее. Я уже не понимал, сколько времени прошло с того момента, как детективы утащили меня из леса. Возможно, это было сегодня. Может быть, на прошлой неделе.
Вслед за слепотой пришла потеря слуха. И тогда непродолжительное выныривание из черной коматозной бездны утратило всякое значение, ведь в реальном мире на меня по-прежнему обрушивалась полная тишина и кромешная тьма.
