Вскоре после его ухода случилась одна мистическая история, которая помогла мне в конце концов пережить утрату.
Помню, вдруг проснулась лунной ночью. Холодный свет лился на стену через приоткрытую штору. Я лежала в постели, сна не было ни в одном глазу. Смотрю – в комнату на своих длинных лапах тихонько заходит Брынечка. Он идет мимо нашей кровати и попадает в сноп лунного света. А за ним идет огромная и черная тень овчара с одним надломленным ухом, точно как у Арно. И никакого страха тогда во мне не всколыхнулось, никакого сомнения – я села на кровати и придвинулась к краю, сказав: «Арно, дай Брынечке пройти спокойно», – и попыталась придержать тень рукой.
Рука прошла сквозь тень, и все закончилось…
Для меня в тот момент все казалось настолько само собой разумеющимся, нормальным, что я даже не сразу поняла, что Арно-то уже нет с нами! Пожалуй, тогда, единственный раз в жизни, я абсолютно четко и явно увидела призрак собаки. И мне этого хватило: теперь я точно знаю, что они продолжают жить после смерти и мы обязательно встретимся.
Я знаю правило, которое работает именно на меня, – невосполнимую утрату нужно перекрывать резкой переменой, но в тот момент мне ничего не хотелось. Мне хотелось вернуть его. Вернуть того овчара, старого и больного, которому негде жить и нет надежды на жизнь. И в мою жизнь пришел такой пес. Видно, кто-то на небе этого очень хотел… Я остро чувствовала, что должна спасти старую, больную, никому не нужную овчарку.
У которой нет надежды.
И она пришла ко мне.
Точнее, он.
Я отослала запрос в команду помощи овчаркам: «Ищу старого восточника, можно с проблемами по суставам, справимся».
Оказался на пристройстве… хотя какое пристройство! Будем называть вещи своими именами: на доживании в команде находился старенький, лет пятнадцати восточник с проблемами всего вместе взятого. Он был брошен на дачных участках, но родился под счастливой звездой, ведь все же его спасли! Когда я увидела восточника с висячим левым ухом на негнущихся лапах, у меня не возникло никаких мыслей, кроме одной – ЭТО ОН. Хотя внешне он совсем на Арно не походил.
Назвали мы его Аро.
Аро
Наверное, странный выбор – взять старую немаленькую собаку с кучей болезней. Если до смерти Арно я думала о том, что хорошо бы вырастить когда-нибудь восточника со щенячьего возраста, то после ухода Арно мне сразу стало ясно – возьму только старика, и только овчарку.
Когда Аро лег на мягкое Арношкино место, глубоко и блаженно вздохнул, в моей душе наступил мир. Все встало на свои места. Я сижу за компьютером, а рядом со мной, слева, как обычно, спит старая овчарка и ворчит во сне.
Это было ласковейшее животное, совсем не такое суровое, как его предшественник. Лизучий и благодарный добряк. Мы переживали, как он подружится с нашим стадом – а он и не думал ни с кем конфликтовать, хотя некоторые его побаивались.
На прогулке он медленно передвигался на своих ослабевших лапах, спотыкался, заваливался, и гулять ему нужно было отдельно. В нагрузку к нему всегда бралась Плюшка, которая гулять вообще не любила: выйдет на улицу и тут же тянет назад. О, про Плюшку я обязательно расскажу вам, потерпите!
Так или иначе, но со стадом из гончака, курцхаара, ретривера, недомалинуа и Ларочки старому псу гулять вообще было невозможно, ведь это стадо активно бегающее и прыгающее, а Аро просто не вписался бы в их ритм. Хирург прописал ему двигаться по высокой траве и по воде (без фанатизма), и мы практиковали эти упражнения, а у меня, конечно, остались в семейном архиве памятные кадры о наших замечательных прогулках.
Прожив у нас всего неделю, он вписался в коллектив, будто рос здесь с щенячьего возраста. Мы его прозвали гигаплюшкой, потому что плюшка – это, по большому счету, состояние души. Хотя единственным, кто построил самого Брейна, стал именно Аро. Брейн тогда обретался у нас относительно недавно, жили мы в городе, вернее доживали, поскольку появление в семье этого крокомонстра и стало катализатором нашего переезда в деревню.
Брейн проявлял агрессию к людям и своим собакам, членам своей стаи – он гнобил всех наших со страшной силой. Мы утихомиривали сражающихся швабрами, причем никакие кинологические занятия не помогали… Вобщем-то потому мы и уехали из квартиры – Брейн сделал жизнь в ней невозможной. Однажды он решил под вечерок закусить овчариком, чего раньше не практиковал. Очевидно, захотелось какой-то новизны. И вот после истеричного лая и валяния по полу оба замерли в милейшей мизансцене: Брейн с выпученными глазами лежал на спине с прижатыми к животику лапками, а Аро, согнувшись над ним, как Акела над добычей, с широченной улыбкой держал в зубах… брейновские яйца.
В тот момент Брейн переосмыслил внутристайные отношения и понял, что он вообще тут не главный. Впрочем, яйца это ему не спасло, и из-за своей радикально разрушительной силы (склонности жрать все, что видит, скуки ради вынимать зубами болты из бетона) он переселился сначала в клетку для дога, а затем переехал к моей маме на большую веранду. Ну а потом мы все вместе обосновались за городом, и у каждого началась свободная жизнь.
Из невменяемо несчастной, никому не нужной, верой и правдой служившей на промзонах и объектах, а потом слитой на голодную смерть старой овчарки Аро превратился в бодрящегося добродушного старичка и прожил с нами три счастливых года. От воспоминаний о нем в моей душе разливается тепло. Я определенно тоже родилась под счастливой звездой, потому что именно со мной прожил последние свои годы этот волшебный пес.
А еще именно Аро сблизил нас с моим лучшим другом Таней! Мы встретились на одной из съемок для благотворительного фонда. Встретились – очень мягко сказано, если быть точнее, то четырнадцать часов мы проездили, фотографируя собак на пристройство в разных местах Москвы и области. И за это время переговорили обо всем! Ну так вот, у меня как раз в тот момент Аро терял чувствительность задних лап из-за возраста, а у Тани тоже жил дома старичок-берн (бернский зенненхунд) Бейлис, тоже полупарализованный. Мы с Таней обменялись опытом ухода за такими животными и сразу очень подружились.
Плюшка
Что касается Плюшки, ставшей лучшей подружкой Аро, то дело было так.
Какое-то время я ездила фотографировать собак в Кожуховский приют. Он только открылся, там постепенно заполнялись собаками сектора, и мне совместно с волонтерами нужно было зафиксировать на фото каждую собаку в каждом вольере. Общий план, портрет, передать характер. Это была сложная работа, в особенности потому, что пришлась на зиму!
И вот захожу я в очередной вольер и вижу толстенную коротколапую собаченьку рыже-белого окраса, с огромными выпученными глазами.
«Ой какая плюха!» – воскликнула я, не сдержав порыва эмоций. И почувствовала, что знаю ее всю жизнь, знаю, как ее зовут и какая она.
Передо мной пыхтел плюшевый батон, похожий на диванный валик, с глазами как две планеты, вилючий и писающийся от радости. И тогда случилось у нас то самое, которое с первого взгляда.
