Я все понимаю: Корж – очень мужественный малый, несмотря на низкий рост, и он совершенно не приемлет никакого метросексуализма, прилизанности и излишней, даже приторной сладости, которой всегда отличался наш Брынечка. Весь этот французский маникюр на лапках и вечно розовые уши, тонкий гончий голосок, манерность и стройность вызвали у Коржа однозначное отторжение, а уж длиннолапость Брыни… эта отвратительная черта, пожалуй, бесила вельша нашего пемброка более всего.
Брынечка часто ел из миски, стоящей на стуле (тогда мы еще исповедовали религию сухих кормов и до натурального кормления не доросли). Под Брынин рост – идеальное решение. Но крайне невежливое по отношению к Коржу! Он, конечно, негодует, истекая завистливой слюной и примеряясь, какая ляжка Брынечки более аппетитная – правая или левая.
Вот только примерялся он к ляжкам через стеклянную дверь. Их нельзя было объединять. Совсем. Никак. Ни чуточки. Нам хватило двух драк, чтобы на долгие годы капитально разделить высоконогого эльфа и табуреточкообразного гнома. И каждый день следить, чтобы, не приведи судьба, они не встретились, потому как крышу рвало обоим сразу.
Шли годы, старели они вместе – правда, в раздельных пространствах. После переезда на новую землю, где мы построили корпуса, уже не приходилось запирать Брыню перед выгулом К.Р. и наоборот. Оба расселились по помещениям с отдельными выходами и уже забыли о существовании друг друга. Сильно возрастной Брынечка впал в благостный маразм, а с течением времени и К.Р. потерял былую ловкость, располнел и стал неповоротливым брюзжащим лентяем (да простит он меня – давайте договоримся Кристоферу Робину эту строчку из книги не читать и не пересказывать).
И вот у Брыни диагностировали онкологическое заболевание желудочно-кишечного тракта. Он, разумеется, потребовал персональную нянечку в виде меня, и я переселила его в спальню, к себе под бочок. А в спальне… давно и уверенно властвовал Корж.
Они не узнали друг друга. Это, пожалуй, стало потрясением, но только не для них. С тех пор я молилась, чтобы сознание обоих не прояснилось и они не вспомнили бурное прошлое… Но они, разумеется, вспомнили дня через три! Картина походила на конфликт в доме престарелых, когда один старый хрыч мутузит клюкой по инвалидному креслу другого замшелого пня и все удары – мимо. Честно, без уважения к старости, мы с мужем от души хохотали при виде этой картины! А два пенсионера, думаю, правильно сделали, выяснив свои отношения тем семейным вечером – так Брыня и К.Р. поняли, что их горячие встречи давно канули в Лету, да и разошлись полюбовно. Конфликт действительно стал их последним, и они, наконец, примирились с существованием друг друга.
С Кристофером регулярно случаются какие-то забавные истории, которые идут от его сложного, порой непредсказуемого характера.
Выхожу, к примеру, на выгул, вижу Кристофера Робина, а вокруг бутылочки, бутылочки, бутылочки. Пластиковые бутылочки, от которых у него самая настоящая зависимость: когда К.Р. видит, что кто-то стащил интересующий его мусор из мешка (сами понимаете, в жизни с собаками такое периодически случается), он нужные ему предметы отжимает, тащит на выгул и победоносно расхаживает с добычей в зубах. Вообще, Кристофер Робин, как нормальная овчарка – настоящий добытчик и защитник. Не только банок и бутылок, замечу справедливости ради. Была у него под защитой и одна принцесса: несколько лет жила с нами любимая рыжая Джеки с эпилептическим заболеванием в тяжелой форме. Собаки с таким недугом всегда под прицелом, ведь приступы эпилепсии становятся для стаи сигналом, что товарищу нужно помочь… помочь умереть. Как хозяйка нескольких собак с эпилепсией (обычно мало кто готов брать животных с таким диагнозом в семьи, а мы с мужем в разные годы взяли нескольких), я знала, что стайный инстинкт «добей слабого» по щелчку включается даже у животных, которые с детства живут друг с другом и вроде как крепко дружат. У немногих животных нет этого яростного желания добить слабого, и этих собак я бесконечно уважаю (хотя и не понимаю, что ими движет, почему они не проявляют заложенной самой природой агрессии).
Ну так вот: нам вообще не приходилось волноваться за Джи, потому что Корж, несмотря на малый рост, всякий раз во время приступа становился на защиту подруги. Он принимал боевую стойку, распушался от холки до хвоста, ввысь и вширь, и ходил вокруг Джи, не спуская глаз с других собак в комнате. Все знали, что к Коржу соваться нельзя, потому что в те моменты он становился сильнее разъяренного дракона. Ни разу в жизни больше я не видела, чтобы кто-то из собак защищал животных с эпилепсией. Как я уже написала, редко какие животные остаются равнодушными к болеющим товарищам (и это прекрасно, потому что с ними можно поселить эпилептиков, которым тоже нужны компания и социальное общение), но никто и никогда не вставал на их защиту.
А еще как-то раз жадный Кристофер Робин решил, что вся вода мира принадлежит ему одному. Он навис над поильным ведром и с наслаждением и смакованием полоскал язык в воде, как вдруг рядом с водопоем нарисовалась настырная рыжая вилялка – спаниель Кутберт.
«Опасность!» – подумал Корж, нацепил ведро на шею и гордо пронес его через всю комнату, с трудом перебирая своими короткими лапоньками. В результате он все-таки запнулся и опрокинул ведро на себя. Фактически надел на голову.
Мораль сей басни: если ты жадина – изволь надеть на голову ведро.
А вообще, Коржиный недорост в большинстве случаев скорее козырь: если ты полурослик, то можно легко маневрировать и проходить под брюхом у большинства собак.
В сочетании с крутым нравом это завидное преимущество!
Душу, требующую свободы, не запрешь в четырех стенах. Вот и наши особо свободолюбивые собаки обосновались на выгуле 24/7, то есть круглосуточно и семь дней в неделю. Сон на свежем воздухе, бесконечные прогулки и солнечные ванны. Не жизнь, а кайф! Корж Кристофер Робин одно время решил, что постарел, и стал очень редко выходить на выгул, но точно так же каким-то летним днем передумал и все переиграл: он уверенно решил тоже кайфовать, вышел на терраску, спрыгнул на землю – и завис с веселой компашкой наших главных гуляк. Я не препятствую такому выбору, их комфорт – главное для меня. Обычно под «свободным выгулом» понимается праздное шатание по городу или деревне. Мне такое только в страшных снах может присниться – много у меня калек после подобных приключений в прошлых жизнях. Наш свободный выгул – огромная территория с укрытиями, лесочком, ямками и прочими радостями, но высоченным и хорошо укрепленным забором вокруг.
Все наши свободолюбцы прекрасно общаются с любыми собаками, выходящими на выгул из корпусов и вольеров (это обязательное условие на вольный билет) и беспрепятственно бродят по всей территории днем и ночью. Вот и Кристофер Робин, обосновавшись на свободе, как-то раз решил заглянуть в чужой корпус во время выгула живущих в нем собак.
Входная дверь была открыта, чтобы животные при желании могли вернуться домой и возлечь на сенцо. Одним словом, заходи, кто хочет, и бери, что хочешь.
Вот Корж и взял. Баранью ногу.
Нога осталась после кормления – так как к приему пищи у нас такое же свободное отношение, как и к выгулу, у животных мясо не съедается сразу, а смакуется в течение дня. Вот с утра, к примеру, один товарищ на мясе щеки разложил и сладко спит, а к вечеру этот кусок с удовольствием умял и лег переваривать. В общем, в корпусе лежала баранья нога без подписи, а раз принадлежность кому-то конкретному определить оказалось невозможным, Кристофер Робин прихватил ее и с торжественным видом вынес на солнечный свет.
