Американские горки продолжались, Китри то ела, то нет. Сами катетер поставить мы уже не могли, приходилось возить ее в клинику. Но хвост вилял, что всегда было показателем настроения спаниельки. Мы придумывали все более разнообразные блюда. Выявили склонность к геометрическим формам – например, в период любви к фрикаделькам Китри ела их в строгой последовательности и никак иначе. Мне требовалось выкладывать перед ней еду в какой-то форме и закрывать дверь (Китри жила одна в специально оборудованной комнатке-отсаднике, потому что лежала на капельницах, что не терпит никакого соседства с другими собаками). Итак, я придумывала из фрикаделек квадраты, круги, линии, разные буквы и оставляла Китри наедине с подношениями. А она эти формы пофрикадельно уменьшала, последовательно, одну за одной, и ни разу не ела мясные шарики без системы.
В феврале состояние ухудшилось, и мы снова поехали в клинику. Подписчикам в соцсетях я рассказывала о нашей нелегкой, да что там – душераздирающей – борьбе за Китри. Двое суток на ногах без сна, сменили три клиники, ночью ездили в банк крови, масса других происшествий… На фоне ослабленного иммунитета и лейшманиоза у Китри начались проблемы с почками. Ей поставили страшный диагноз: хроническая почечная недостаточность. Когда такое пишут в медкарте, назад дороги уже нет. Вот тут и пошла настоящая битва за остаток жизни Китри.
Сначала врачи пытались улучшить показатели работы почек медикаментозно, но когда стало понятно, что положительной динамики нет, мы решились на диализ. Это очень дорогая, традиционно «человеческая» процедура, позволяющая отфильтровать продукты обмена веществ и жидкости, которые больные почки уже не в состоянии удалить. Люди живут на диализе годами и даже десятилетиями. С собаками пока так не получалось, но мы решили пробовать все. Нам помогала, казалось, вся Россия. Несмотря на то что я сразу обозначила в посте, что собака больна, скорее всего, неизлечимо, речь идет только о поддержании жизни, и никаких сборов я объявлять на эту цель не стану, потому что оплачивать возможность комфортного доживания с полным медицинским обеспечением – это моя зона ответственности. Но Китри любили так, что деньги на оплату дорогущего диализа отправляли все равно, а еще писали душевные письма, стихи и присылали картины. Даже коллективную молитву организовали, представляете? Мы боролись за Котю всем миром, и этот мир был готов идти с нами до конца. Я счастлива, что столько людей и друзей объединилось вокруг нашей общей беды, и всегда буду помнить их добро.
А люди не просто относились к Китри, как к своей родной. Время показало, насколько нужной оказалась эта очень болезненная для меня история.
○ Я до сих пор получаю сообщения: «Мы дали своей собаке шанс, хотя казалось, шансов нет! Глядя на то, как вы боролись за Китри, мы тоже решили бороться – и вот уже год он с нами». Или: «Врачи настаивали на усыплении. Благодаря истории с Китри мы нашли других врачей, кто хотел ее спасти, и моя кошка сейчас жива и здорова».
○ Без сомнения, Китри спасла сотни животных благодаря вере их хозяев в то, что бороться нужно до конца. Вдумайтесь: собака с неизлечимым заболеванием спасала других собак и кошек просто своей вдохновляющей историей!
Мы сделали много процедур, переезжали из клиники в клинику, когда от Китри отказывались из-за вен – капельницы уже было некуда ставить. В стационарах она тоже влюбляла в себя персонал, врачи слали мне видео ее вилючего рыжего хвоста до и после процедур, записывали, с каким удовольствием она ест. Китри не воспринимала больницы как место, где все больно и плохо, она везде видела людей, которые хотели с ней общаться, настолько социальной собакой она была.
У нас с подписчиками разработана кодовая фраза «Китри дает задание». После этих слов обычно шла какая-то просьба: завезти в клинику определенный вид консервов, какие-то лекарства или приехать и навестить. Ой, многие за то время гуляли с Китри в парках рядом с клиникой! Я предупреждала персонал, что сегодня приедут такие-то ребята погулять с Китри, ведь сама я не могла ездить каждый день тратя шесть часов на дорогу, – все остальные мои собаки требовали ежедневного внимания. Но и Китри без общения оставить было невозможно, потому мы организовывали такие гостевые визиты к нашей рыженькой. И представляете, Москва занимала очередь (!!!), записывалась вперед на прогулки с Китри в стационаре, потому что люди бесконечно любили ее.
А однажды Китри разрешили временно выписаться из клиники домой!
На этот раз я поехала за ней сама. В нашей пятистраничной выписке, похожей скорее на научный доклад, значилось – «прогноз неблагоприятный». Я об этом знала. Врачи считали ее почки уже слишком сильно поврежденными, чтобы говорить об их восстановлении. Неблагоприятный прогноз, но что мы делаем в ответ? – смотрим на виляющий бесценный хвост и говорим – это не только живая, но и счастливая собака, и мы будем жить дальше, сколько отведено. Дожить нужно полноценно, каждую отведенную минуту. Рыжий хвост должен вилять, а не довиливать.
Этому ребенку можно было все. Хочет пуллер таскать – пусть таскает. Хочет курицу есть – пусть ест. Без фанатизма. Если начистоту, то никто из нас не знал, сколько еще Китри будет радовать нас своей жизнью в нашей семье – ни врачи, ни анализы. Все доктора говорили, что шансы прожить даже месяц при такой степени поражения почек ничтожно малы. Потому кормить ее только через трубку невкусной и нелюбимой едой – неправильно, если есть возможность увидеть блеск в глазах Китри при появлении курицы на обед. Доктора это понимали и разрешали нам немного таких вольностей.
Итак, Китри была дома, рядом и виляла. Спустя очень счастливую домашнюю неделю, ради которой я быстро научилась ухаживать за центральным венозным катетером, мы вернулись в стационар, а оттуда в скором времени – снова домой, но на этот раз потому, что больше никто даже в лучшей клинике Москвы уже не мог ничего сделать для Китри. Но мы не опустили руки, а обратились к другому доктору, который, как оказалось, знал про нас уже полтора месяца, но, поскольку собака наблюдалась в другом стационаре, он не мог участвовать в лечебном процессе – профессиональная этика.
И вот как раз этот доктор помог нам: он нашел подходящие вены, сделал еще один диализ, и хвост вилял, Китри ела, настроение у нее было бодрым. Кстати! Во время долгих диализов доктор играл ей на гитаре – мне прислали видео. Эта собака вдохновляла всех и собирала вокруг себя самых лучших людей.
Но я всегда помнила, что рано или поздно – в нашем случае, довольно рано – закончатся вены, а с ними закончатся диализы, позволяющие Китри полноценно жить. И тогда все закончится. Именно поэтому мы продолжали жить одним днем. День виляем – и хорошо.
Китри стала первой собакой, которая жила на аппарате под названием «искусственная почка». Не лечилась, а именно жила, как живут на диализе люди в ожидании трансплантации, но только собакам почку не пересаживают.
Во-первых, у собак, в отличие от кошек и людей, донорские органы не приживаются; во‑вторых, собаки пока не умеют подписывать согласие на изъятие у них донорского органа, потому этическая проблема стоит очень остро.
