— Класс!
— Давайте, чайник поставлю, — Лена пошла в соседнее помещение, где располагались чайный столик с холодильником. В этот момент к радости Валентина на экране ноутбука белая страничка исчезла и вместо неё снова появилась пейзажная заставка.
Шажков вспомнил, что не завтракал. Он осторожно, чтобы не потревожить заставку на компьютере, встал со стола и двинулся вслед за Леной к холодильнику. Там он обнаружил початую литровую бутылку водки, бутылку шампанского, полкирпича серого хлеба в целлофане и несколько банок так называемой sea food, то есть смеси из кусочков кальмаров, осьминожек, мидий, креветок и тому подобных тварей в солёном растворе. Любимая закуска профессора Климова.
— Вы кальмаров с осьминогами кушаете? — спросил он Окладникову, присев на корточки перед холодильником.
— Нет, спасибо.
— Ничего, если я поем немного? А то я в церковь натощак ходил.
— Конечно. Я сейчас чай заварю.
За чаем Шажков задал Окладниковой вопрос, который его давно интересовал.
— Лена, вы можете мне объяснить, зачем такие девушки, как вы — образованные, культурные, духовно развитые, — идут в политологию?
— Если вы про меня конкретно, то мне — интересно, — ответила Лена.
— Sorry, Лена. Я только про вас и больше ни про кого. И вы, стало быть, созданы, чтобы быть политологом?
Окладникова засмеялась:
— Я не знаю, правда. Не могу про себя такого сказать. Но мне нравится. Вам ведь тоже нравится? Вы не жалеете?
— Я — нет. Но я с юности этим увлекался.
— Так и я с юности. У меня папа работал директором завода. Я ещё маленькая была, когда на заводе начались волнения. Зарплату задерживали. Увольняли. Рабочие стали бастовать. И папу хоть и уважали, но и нам досталось. Митинги под окнами устраивали, окна били. Меня тогда отправили к бабушке. А потом ничего, всё утряслось, и я вернулась.
— И увлеклись политологией?
— Общественными науками. Вы ведь знаете, Валентин Иванович, что политология — это фикция.
Тут настал черёд смеяться Шажкову:
— Вы это Климову не скажите. Он считает, что только ему можно об этом судить, — отсмеявшись, Валентин сказал: — Политология — не фикция. Точнее, не совсем фикция. О чём ваша диссертация?
— О том, как политические исследования влияют на саму политику.
— А что, влияют? — сделал удивлённый вид Валентин.
— Ещё как! — подавшись вперёд, ответила Лена. — Результаты научных исследований сразу становятся факторами политики и формируют её.
— Используются в политических технологиях?
— Да уже сами научные результаты могут быть политической технологией. Уже само задание на исследование может быть политической технологией.
— Да-а, — протянул Шажков, — тема-то опасная, Леночка. Этак и ваша диссертация может стать политической технологией. Не боитесь?
— Нет, — просто сказала Окладникова, — а что, надо бояться?
— Не надо. Если такие молодые и красивые, как вы, будут бояться, то что же нам остаётся!
— Спасибо, Валентин Иванович, на добром слове.
Комплиментом Шажков хотел завершить деловую часть разговора, но Лена напомнила ему про конференцию.
— Хорошо-хорошо, — устало произнёс Валентин, — что там у нас нового по конференции?
— Сейчас, я быстро, Валентин Иванович. Значит так: Джон Рединг окончательно решил, что приедет с женой, и прислал копии паспортов.
— Это в международный отдел.
— Уже передала. Дальше, пришли тезисы из Финляндии и от наших ещё — всего пять. Я отправила в НИС, но там сказали, что уже поздно. Сборник подписан в печать.
— Кто сказал?
— Чекушин.
— Врёт как сивый мерин. Дайте-ка я позвоню в издательство.
Шажков взял телефонную трубку и набрал номер. Ответили сразу, как будто ждали у телефона.
— Вот работают люди, не то что мы, — подумал Шажков и сказал в трубку: — Вера Витальевна, здравствуйте, Шажков. У нас ещё пять статей в сборник тезисов, не поздно будет?.. Конечно, отформатируем. А если ещё в понедельник придут? Хорошо, спасибо. Мы вас любим… Больше всего Климов, конечно… До свидания.
— Понедельник — последний день, — сказал Валентин Окладниковой, поймав её восхищённый взгляд, — скиньте мне тезисы на флэшку, я их отформатирую.
— Что вы, Валентин Иванович, — с жаром ответила Окладникова, — я сама отформатирую, не беспокойтесь.
— Что ещё?
— Пришли слайды от англичан, финнов и немцев. Я начала переводить, но есть вопросы.
— Леночка, — сказал Шажков, в который раз почувствовав, как нравится Окладниковой такое к ней обращение, — у нас есть переводчица с кафедры иностранных языков. Она за эту работу деньги получает.
— Я знаю, Валентин Иванович, но она не в теме. Приходится проверять и много править.
— Нет, давайте так: пусть она переводит, а мы уже будем смотреть. Если она плохо переводит, будем просить другую.
— Хорошо. Можно я дам ей список устойчивых словосочетаний, чтобы она использовала в переводах?
— У вас есть такой список?
— Составлю. Он всё равно пригодится. На конференции потребуется ведь ещё устно переводить.
— OK, — сказал Шажков. — Is that all?
— Yes, — ответила Окладникова и засмеялась.
В это время дверь неожиданно распахнулась, и в комнату широкими шагами вошел доцент Рома Охлобыстин в длинном чёрном плаще, на воротник которого спадали длинные чёрные с лёгкой проседью волосы.
— Привет, работяги! Смотрю, твоя машина у входа стоит. Ну, думаю, здесь они, зайчики. Пашут!
— Очень уж ты бодр и весел, — пожимая Ромину руку, проворчал Шажков, — мы-то, ясно дело, работаем, а тебе чего не отдыхается?
— Уно моменто, — Охлобыстин открыл свой стол, порылся в верхнем ящике и достал банковскую карточку.
— Представляешь, в столе забыл. Поехали с женой в гипермаркет, набрали всякого дефицита, отстояли очередь в кассу, я достаю портмоне, и раз! — а карточки нет. И денег, естественно, тоже нет.
— И что, жена ждёт тебя сейчас у кассы?
— Именно. Я в машину и сюда. Хорошо, вспомнил, где оставил.
— Да брось торопиться, — сказал Валентин, — твоя жена, наверное, сейчас женский журнал с витрины читает. Садись с нами чай пить.
— Ребята, в следующий раз. Да и вам мешать не хочется, очень уж у вас занятой вид.
Охлобыстин хлопнул Валентина по плечу, подмигнул Лене и широкими шагами вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
— Тропический шторм «Роман», — вставая, сказал Шажков, глядя на виновато улыбающуюся Окладникову.
