– И самое ужасное, что ты действительно веришь в это.
Харпер откинулась назад.
– Что ты сказал?
– Если тебе действительно так важно счастье сестры, почему тебя так долго не было рядом с ней? Почему ты не можешь просто порадоваться за нее сейчас? Черт, если это все, что тебя заботит, то почему ты не танцуешь сейчас с Лолой, когда у тебя есть такой шанс? Почему ты сидишь здесь, со мной?
Харпер настолько поразили его слова, что она несколько секунд растерянно открывала и закрывала рот, не зная, что сказать. Кормак же рухнул на стол и расхохотался. Смех был громким и вызывающим. Правда, он быстро взял себя в руки. Его волосы были взъерошены, глаза горели диким огнем, она даже на секунду забыла, что они здесь делают.
Но вот он резко вскочил.
– Подожди-ка. Ты ревнуешь?
– Что? Нет! – Харпер глубоко вздохнула. – Я не ревную. Нисколько!
– Тогда в чем проблема? Поверь, я изо всех сил стараюсь тебя понять, Харпер. Но каждый раз, когда мне кажется, что я вижу в тебе проблеск человечности, которая скрывается под этой ледяной маской, какую ты используешь в качестве оружия или щита, я начинаю думать, что мои надежды понять тебя тщетны.
Несмотря на то что его голос был ровным и спокойным, эти слова сильно задели Харпер. Бессердечная, лишенная человеческих эмоций… все это она уже слышала.
– Знаешь, а не пошел бы ты. – Она подалась вперед и уперлась ему в грудь, чтобы встать со стула.
Кормак хотел было что-то возразить, но она жестом попросила его молчать.
– Если ты еще раз позволишь себе подобные высказывания, я сделаю тебе больно.
И, повернувшись, чтобы уйти, она бросила весьма красноречивый жест через плечо. Но Кормак схватил ее за руку:
– Подожди.
Харпер повернулась и взглянула на него со злостью. Кормак ослабил хватку, но не отпустил ее.
– Слушай, я не знаю почему, но ты влияешь на меня совершенно невероятным образом… – Он вздохнул и заглянул ей в глаза. – Прости меня.
– Мне все равно, – резко заявила Харпер.
– Вовсе нет. Я тоже вижу, что нравлюсь тебе. – Кормак вдруг заметил, что все еще держит ее за руку.
Ноги Харпер подкосились. Как она должна была реагировать на это заявление?
– Все нормально. То есть не нормально, но мне все равно.
Он смотрел на нее со смесью тоски и жалости, напоминая побитую собаку. Наконец Харпер не выдержала и махнула рукой:
– Ты прощен.
Кормак улыбнулся.
– Благодарю, миледи.
Когда он поднялся, они оказались так близко друг к другу, что, казалось, еще мгновение – и их губы соединятся. Харпер наблюдала за всем происходящим как бы со стороны: вот она поднимает руку и прижимает ее к груди Кормака. Она почувствовала бешеный стук его сердца под своей ладонью. Стук, который постепенно нарастал, эхом отдаваясь в ее ладони. Хотя, может, так пульсировало ее собственное сердце.
– Харпер, – хрипло произнес он.
– Ты действительно испытываешь те чувства, о которых говоришь? – Она с надеждой заглянула ему в глаза.
– Можешь даже не сомневаться.
Ее сердце билось как сумасшедшее.
– Ну это… хорошо.
Он засмеялся.
Как же давно она мечтала прикоснуться к нему! И хотела, чтобы он тоже прикоснулся к ней. И в тот же момент мечтала убежать от этого сумасшедшего влечения куда глаза глядят…
Кормак заправил волосы ей за ухо, но не опустил руку. Большим пальцем он провел ей по щеке, очерчивая линию ее лица. Харпер слегка наклонилась, отвечая на его прикосновение. Получая невероятное удовольствие от этой нежности, упиваясь ею. Он посмотрел ей в глаза, и ей показалось, что она тонет в них.
Но ведь это Кормак Уортон. Он никогда не смотрел на нее так нежно. А что, если это все от воздействия алкоголя? Или жары? Или он просто услышал песню, которая напомнила ему о матери или о еще каком-нибудь трогательном моменте? Тысячи вопросов крутились в ее голове. Затем Кормак посмотрел на ее губы. Желание в его глазах трудно было игнорировать…
– Я собираюсь поцеловать тебя, Харпер, – хрипло произнес он. – Просто предупреждаю, будь готова.
Она понимала, что сейчас самое время отступить и сохранить дистанцию между ними. Иначе неизвестно, чем закончится для них эта неделя. Но перед ней стоял Кормак Уортон: парень, однажды пленивший ее сердце. И так жестоко разбивший его…
«Только не это», – подумала Харпер, но не успела ничего сделать. Кормак одной рукой обхватил ее за талию, привлек к себе, другую руку положил на затылок, прижимаясь к ней всем телом. Да, сейчас он уже не тот юный мальчик… Перед Харпер стоял настоящий мужчина. Она столько раз представляла себе этот момент их единения! Представляла вкус его губ, их мягкость…
Кормак наслаждался поцелуем, будто ее губы были самой большой сладостью на земле. И она чувствовала себя сраженной. Ей казалось, что такого наслаждения она не испытывала никогда…
Каким-то образом Харпер нашла в себе силы обхватить его за шею одной рукой, а другой провести по его волосам. Они были густые и шелковистые. Застонав, она приоткрыла губы, и Кормак воспользовался шансом. Он провел языком по ее губам, дразня, обещая большее.
Харпер чувствовала, что тает, что ноги больше не держат ее.
И Кормак тоже едва держался на ногах. Он привлек ее ближе к себе, обнимая так крепко, что она почувствовала, как сильно он возбужден. Охваченная невероятным желанием, она чувствовала, что теряет рассудок. Их ноги тесно переплелись, и все это на глазах у переполненного бара…
Харпер постаралась резко вернуться в реальность. Кормак, должно быть, почувствовал ее холодность и, поцеловав еще раз, отстранился. Посмотрел ей в глаза. И ее сердце сжалось так сильно, что ей стало больно.
– Ох, – выдохнула она.
И Кормак быстро отступил, поддерживая ее, как будто точно знал, что без его поддержки она просто упадет.
– Ты в порядке?
Она ничего не сказала, пытаясь выпутаться из его рук.
– В порядке? – снова спросил он, и она бросила на него взгляд.
– Конечно, я в порядке.
Что-то непонятное промелькнуло в его глазах.
– Хорошо.
– Просто… – Что? Что она могла сказать? Что она была потрясена случившимся? Что она всем существом желает его?
– Просто не делай этого снова.
– Чего именно? – прерывисто спросил он.
– Всего того, что делал сейчас.
– Хорошо. Договорились.
Он отступил на шаг и прислонился к барной стойке, словно ему было все равно.
Что? Все так просто? Как будто он ничего не чувствовал? Как будто для него этот поцелуй ничего не значил?
