Макензи медленно вчитывалась в написанное, потому что была немного пьяна, а ведь часы показывали только час дня. Видимо, до Бюро только сейчас дошли запрошенные в Небраске документы. Эта информация могла помочь в расследовании дела Грэга Редмана, но не повлияла бы на его результат. Однако было приятно заполнить пробелы в информации.
Согласно отчёту, который переслал Харрисон, здание жилого комплекса, которым некоторое время владел её отец, было признано небезопасным в 1994 году. Инспектор, проводивший осмотр, указал ряд причин, включая среди прочих некачественные водопроводные трубы на крыше, слабые несущие перекрытия и большое скопление токсичной плесени. В отчёте также вскользь упоминалось о трёх людях, которые через суд пытались привлечь к ответственности последнего владельца здания, предоставив медицинские справки, в которых говорилось о тошноте, головных болях и головокружении. Врач, делавший обследование, предположил, что эти состояния могли быть следствием воздействия плесени.
Эллингтон специально подчеркнул для неё фразы «токсичная плесень» и «головные боли».
Для объяснения Харрисон также переслал старый токсикологический отчёт. В нём говорилось, что плесень, содержащая микотоксины, вызывающие опасные реакции в головном мозге, могла приводить к развитию некоторых неврологических заболеваний. Эти реакции часто вызывали галлюцинации, приступы агрессии, сильную паранойю и депрессию.
Закончив с отчётом, Макензи посмотрела на океан и отхлебнула коктейль.
«Харрисон сразу сказал, что пока никто не говорит о том, что мы нашли окончательное объяснение действиям Грэга Редмана, — сказал Эллингтон, — но должен признать, что всё сходится, даже твои мигрени».
«Не знаю, нужно ли мне объяснение, — ответила Макензи. — Я думала, что испытаю некоторое умиротворение, когда поймаю убийцу отца, понимаешь? Пока я ничего такого не чувствую и боюсь, что для меня объяснение сделает смерть отца неважной на фоне психологического освидетельствования Редмана или в нашем случае воздействия токсичной плесени».
«Я тебя понимаю».
Макензи улыбнулась и взяла Эллингтона за руку: «Ты не обязан всегда со мной соглашаться».
«О, я знаю, но я действительно тебя понимаю. С нашего первого знакомства я наблюдал, как ты отдаёшь все силы этому делу, официально или неофициально. Сейчас я очень рад, что оно закончено. И я не хочу, чтобы твоя боль стала вдруг неважной, потому что я также видел, как ты с ней всё это время боролась».
«Это так, — усмехнулась Макензи. — И, тем не менее, ты от меня не отвернулся, даже когда я превратилась в бездушную стерву».
Эллингтон нежно её поцеловал: «Говоря о душевном… Готов поспорить, что водичка просто класс. Хочешь искупаться?»
«Нет, — сказала Макензи, отхлебнула коктейль и увидела, что стакан почти пуст. — Я хочу, чтобы ты отвёл меня в номер. Потом я хочу вернуться сюда, выпить ещё десяток коктейлей и рассказать тебе о своей семье».
«Серьёзно?» — спросил Эллингтон.
«Да. Из-за меня ты прошёл через многое, и это меньшее, чем я могу тебе отплатить».
«Ты говоришь о возвращении в номер или о посвящении в тайны семьи?»
Макензи игриво ухмыльнулась, взяла его за руку и стянула с барного стула: «И о том, и о другом», — ответила она.
Они вышли из-под соломенной крыши бара на яркий солнечный свет. Любой, кто бы заметил, как они пошли в сторону отеля, взявшись за руки, мог бы принять их за молодожёнов, наслаждающихся медовым месяцем. От этих мыслей у Макензи закружилась голова, и она почувствовала себя совсем юной. Пусть так.
Она слишком долго пыталась забыть прошлое. И сейчас, когда она наконец поборола его, избавившись от старых цепей и кошмаров, она могла без опаски смотреть в будущее.
