Официант окинул меня оценивающим взглядом.
– Служите в сером доме на соседней улице?
– А что? – задала я свой вопрос.
Собеседник задрал свитер.
– Ого! – воскликнула я. – Прямо в сердце попасть хотели. Не хилый шрам!
– Евгений Мастерков, – представился официант, – владелец кафе. Хотел попасть к вам на службу, но не прошел медкомиссию.
– Врачи у нас строгие, – кивнула я, – а у вас серьезное ранение, повезло, что живы остались.
– Мне просто повезло, – пожал плечами Евгений, – напарнику моему в живот угодили. Он умер, а я вот он, хожу, дышу.
– Татьяна Сергеева, – представилась я. – Здесь всегда мало народа?
– Вы пришли не кофе пить, – протянул Мастерков.
– Задай мне кто-то такой вопрос в другом кафе, я мигом бы захлопала ресницами, – сказала я, – у меня прекрасно получается изображать дурочку.
– Значит, она где-то внутри вас сидит, – заметил Евгений.
– Вам врать не стану, – сказала я, – мы вроде как в одном море плаваем, только в разных лодках.
– Моя шлюпка утонула, – заметил Мастерков, – хоть я и пел «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“», корабль плавно ушел на дно. И что делать? Решил бизнесом заняться, купил трактирчик. Сглупил. Улица тихая, от метро далеко, народу мало. У подземки народ зарабатывает, а на отшибе тоска. Вас интересует девушка, которая умерла?
– Да, – кивнула я.
– Можно я около вас сяду? – спросил хозяин. – Сварю-ка себе тоже кофейку, и поговорим.
– Конечно, – разрешила я.
Глава 21
Евгений, бывший полицейский, излагал обстоятельно, не упуская деталей, и я узнала, как развивались события.
В тот день в кафе сначала пришел мужчина лет сорока пяти. Посетитель вел себя прилично, поздоровался, сел за столик у стены. Там их два. Незнакомец выбрал тот, что в углу, заказал фирменный миндальный кофе. От еды вежливо отказался. Все как обычно, но бармену клиент не понравился. Почему? Слишком веселый, много говорил, шутил, рассказал несколько анекдотов, сам громко смеялся, когда добирался до сути.
– Возможно, он просто человек такого склада, – предположила я, – душа компании.
– Нет, – возразил Женя, – встречаются шутники, клоуны, болтуны. Но они расслабленные, несут чушь с удовольствием. Идиоты по натуре. Не понимают, где и когда можно зубоскалить, а когда лучше язык прикусить. Такие и на похоронах-поминках анекдоты травить будут. Но, повторяю, они спокойные внутри, не нервничают, довольны собой, полагают, что производят на окружающих прекрасное впечатление. А тот посетитель был нервный, смеялся истерично, дергался, вертелся, подпрыгивал. Разговор у нас примерно так складывался.
– Эй, парень, тащи кофе, только какао туда не лей!
– Не буду.
– Молодца! И не плюй туда.
– Ну что вы!
– Ха-ха! Знаешь анекдот про то, как официант перед подачей на стол бутеры с игрой облизывал, чтобы блестели? А-ха-ха! Ха-ха!
Евгений сдвинул брови.
– И все это с обезьяньими ужимками. Пальцами салфетку мял. Мужик точно был на нервном вздрюке. Я напрягся, подумал: может, он наркоман? Обкурился? Или нанюхался? Теперь его в разные стороны и потащило. Скоро упадет в ноль, потребуется новая доза, полезет в мою кассу…
Я поморщилась.
– Неприятно.
Женя сделал глоток из чашки.
– Я и не таких видел. На работу меня к вам не взяли, но с рыхлым дядей я живо справлюсь. И страха у меня, когда я один, нет. Вот с напарником да, стремно.
Я внимательно посмотрела на хозяина кафе, тот объяснил:
– Лешке я как себе доверял, знал, что он всегда вытащит, в зубах раненого унесет. Страшно было не то, что Леха меня бросит, а то, что я за ним не угляжу. Человек всегда себя в первую очередь спасает, во вторую о друге думает. Мне это качество не нравится, я его в себе вытаптывал, но успеха не достиг. Хорошо, что меня первым подстрелили, если бы наоборот, я всю дальнейшую жизнь мучился бы, что не спас Алеху!
Евгений взял булку.
– Посетителей нет, значит, хозяину самому все слопать надо, чтобы не пропало. Я на хохмача полюбовался, но особенно не напрягся. В кассе пусто, переть нечего. Начнет хамить, я его живо в пакет перевязанный оформлю, полицию вызову, сдам, родимого. Чего мне опасаться? И день хороший стоял, не как сегодня. А парень тот телефон схватил, ему позвонили. С кем он говорил, не знаю, но через минуту в кафе девушка вошла. Я заликовал. Аж два клиента! Жизнь-то налаживается!
Посетительница приблизилась к стойке.
– Сделайте мне капучино. Можно у вас в туалет зайти?
Я ей ответил:
– Сортиром красивых женщин угощаю бесплатно, можете на кофе не тратиться.
Она улыбнулась.
– Спасибо. Но мне на самом деле хочется капучино. В ваш уголок размышлений можно без страха войти? Там чисто?
Я заверил ее, что унитаз как у мамы родной, подал мужику кофе. А ему опять позвонили, он телефон схватил и как закричит:
– Ну? Берут меня? Берут? – вскочил и к выходу в фойе побежал.
Наверное, не хотел, чтобы я его разговор слышал. Да мне не интересно, о чем посетители говорят, я вернулся за стойку, кофе девушке сварить хотел, но сироп закончился. Двинул в кладовку. Помню ведь – там еще три бутылки было, а ни одной на месте нет. Искал, искал, нашел. Выхожу в зал. Девушка сидит там, где раньше хохмач устроился до того, как убежал, руки на столик положила, на них голову. Мужик стоит у выхода из зала с чашкой.
Я ему сказал:
– Посуду на столике оставьте, сейчас уберу.
Он совершенно по-идиотски засмеялся.
– Парень, эх, парень! Судьба – индейка, жизнь – копейка. Слышал поговорку?
Честно говоря, он мне надоедать стал. Но клиентов не выбирают. В моем случае фейс-контроль в заведении не предусмотрен, всех впущу и поцелую. Поэтому я поддержал тупую беседу:
– Нет, впервые сейчас от вас узнал это выражение.
Он стоит, смеется как заведенный. Ну точно, неадекват. Я за стойку, посетитель мне в спину:
– Ничего, если я выйду с чашкой на улицу? Курну там.
Тут я не выдержал:
– Если просто сигаретку выкурите, то пожалуйста. Летнюю веранду я не открыл, пока погода подводит. А если чем-то другим пыхнуть решили, то подальше от моего заведения.
Он опять заржал, можно подумать, что ему веселую историю рассказали. И ушел.
Я сварил кофе, понес девушке, иду, думаю: что не так? Понять не могу, но что-то определенно не так. Поставил чашку. Она не пошевелилась, заснула вроде. Руки на столе корзинкой сложены, лицо в нее уткнула. Ну устал человек, случается такое. Я вернулся за стойку.
