Лестницу мне видно не было, а пошевелиться я боялась. Надо бы выползти из-под тела Яна, так хоть будет шанс, что мое наказание меня не убьет… Но я так и осталась лежать.
Шаги. Шуршание. Страж топтался в нескольких шагах от нас, я видела край его куртки, бедро…
— Здесь чисто, — крикнул он тому, кто внизу. — Только мышами воняет до ужаса! Надо осмотреть третий квадрат, она не могла уйти далеко.
— Серж сказал, что ворота открыты. Могла и выйти в лес. Она ведь всегда была взбалмошной, сам знаешь…
Голоса удалялись, становясь все глуше. Когда стихли окончательно, Ян убрал ладонь с моего лица, откатился.
— Ну вот и все, — хмыкнул он. — Небольшая иллюзия. Я ведь говорил, что нас не увидят… Диана?
Он поднялся и встал у маленького круглого окошка, на котором вил свою сеть суетливый паук. Последние лучи света лились из него бледно-желтым потоком, растворяясь в надвигающихся сумерках. Но, черт возьми, я прекрасно вижу и в темноте. И отсутствие яркого света не мешало мне рассмотреть упавшую на лоб Яна прядь. Мышцы, натягивающие тонкое полотно рубашки. Тело — такое твердое, сильное, восхитительное. Я облизнулась по-кошачьи, встала на четвереньки. Скользнула к нему, выгибая спину. Глаза Яна стали еще темнее, зрачок затопил радужку. Коротко и рвано вздохнув, он настороженно следил за моими движениями.
— Что именно он на тебе нарисовал? — резко спросил он. — Что?
— Не знаю, — я не говорила. Я мурчала. Звала. Требовала. Его. — Не важно — что… Важно, как оно действует.
— И как? — Ян сцепил руки за спиной, словно опасаясь, что не справится с собой.
— Ты разве не видишь? — Еще одно скольжение.
Он выругался — зло и нецензурно.
— Тварь, — процедил, не спуская с меня взгляда.
Я понимала, кого он проклинает в этот момент.
— Зачем? Господи, зачем делать это с тобой?
Я мотнула головой. О чем он говорит? Не знаю… Ничего не знаю. Я хочу его так, что уже ничего не понимаю. Я готова просить, даже умолять дать мне то, в чем я так нуждаюсь. Но ведь можно и по-другому? Встала на колени, повела ладонями, снимая с плеч алый шелк. Платье сползло к талии, и я поднялась, выгнулась, перешагнула через него. Рубиновые нити покачивались, ударяясь о мою грудь и живот. Мешали. Их я тоже сняла, закинув руки и расстегнув черную бархатку. Ян втянул воздух, жадно осмотрел мое тело. Медленно. Сверху вниз. И обратно. Сжал кулаки.
— Нет! — в голосе был хрип животного. И желание. Дикое, безумное желание. Своим раскаленным добела чутьем я чувствовала его. Голод, что бился в его глазах. Зверя, что он пытался сдержать.
— Нет? — я приблизилась почти вплотную и медленно положила ладонь на его пах и с восторгом ощутила его желание.
Ян зарычал, перехватил мою руку, дернул, впечатывая в себя.
— Я не занимаюсь сексом с чужими женщинами. И с теми, кто не в себе! — зарычал он мне в лицо.
От этого низкого вибрирующего звука мне захотелось его съесть.
— Я в себе!
— Серьезно?! Ты себя даже не контролируешь.
Он оттолкнул меня, я пошатнулась, упала на солому. Ян проследил это движение жадным взглядом.
— Где метка?
Я не сразу поняла, о чем он спрашивает. Потом ткнула пальцем в живот. Ян присел рядом, черты его лица заострились, а золота в глазах стало больше. Он поднял ладонь и прикоснулся пальцем к низу моего живота, безошибочно обводя рисунок, оставленный князем.
Стон обжег губы, а экстаз заставил меня выгнуться.
— Еще…
Черт, я готова умолять. И не испытываю ни капли стыда за это. Я так хочу этого мужчину, что готова вцепиться зубами в его шею, обвить руками и ногами, но не отпускать. Хочу увидеть его тело, его великолепное двухметровое тело, обнаженное и сильное, двигающееся сверху.
— Ян, пожалуйста…
Перехватила его ладонь и прижала к своему животу. Облизала губы. Его глаза стали еще светлее, четко обозначились скулы и вены на шее.
— Не дергайся, — хрипло приказал он.
Я провела пальцем по его лицу, там, где был рисунок, и мужчина резко поднял голову, посмотрел мне в глаза. Видимо, лицо у меня было очень выразительное…
— Ты пожалеешь об этом, — в его голосе была злость.
— Я хочу этого.
— Ты пожалеешь, — с нажим повторил он. — И самое плохое, что возненавидишь меня. Я знаю. Но… — втянул со свистом воздух. — Черт бы тебя побрал, Ди! Я не могу отказаться… Не могу, когда ты такая…
Его губы впились в мои, сразу сильно, жадно, болезненно. Я застонала в этот восхитительный рот, что терзал меня, что пил меня и пожирал. Торопливо дернула его рубашку, вытаскивая из ремня, обрывая пуговицы. Кожа соприкоснулась с кожей — обнаженная, горячая, жаждущая, и мы оба обезумели, сорвались, уже не понимая, где мы. Я стонала, пытаясь расстегнуть его ремень, и от наших торопливых и лихорадочных движений, от трения, запаха, вкуса внутри вспыхивали разряды электрического тока, убивающие. Возрождающие.
Не отрываясь от моих губ, Ян хрипло рыкнул мне в рот, сжал мою ладонь, бестолково дергающую пряжку, и расстегнул сам. К моему животу прижалась его плоть — тяжелая, влажная. Я закинула ногу на его бедро, открываясь, приглашая и требуя. И почти завыла, когда ощутила его пальцы.
— О Господи… — простонал он.
— Сейчас… — мой шепот сравним с просьбой о пощаде.
И он рывком опрокидывает меня на солому, рывком раздвигает ноги и рывком входит. Сильно. Сладко. Немного больно. Божественно… И закрывает мне рот своими губами, ласкает языком, двигаясь внизу. Хорошо, что мой рот закрыт… иначе я орала бы на всю Башню. Потому что не представляла, что секс может быть такой. Что сознание исчезает, что сам мир испаряется, что все нормы морали, стыдливость, гордость, какие-то принципы и что-то еще — отпадают ненужной шелухой. Мусором. И остается лишь одна потребность, равная желанию жить. Двигаться. Принимать его толчки, его удары внутри своего тела. Чувствовать эти мощные проникновения так глубоко, так всеобъемлюще, что невозможно дышать, что дыхание заменятся жидким пламенем, а внутри разворачивается что-то космическое, затягивающее в черную дыру бесконтрольного наслаждения.
И эта дыра поглотила нас обоих, я видела глаза Яна, когда он оторвался от моих губ. Дикий и чувственный экстаз. Его откровенное обжигающее удовольствие, его желание, что светилось в глазах, подстегивало мое собственное, возносило на какую-то невообразимую высоту. Я укусила его шею, и удары Яна стали еще яростнее. Мы уже не люди, мы сбросили вместе с одеждой весь налет мнимой цивилизованности, и остались лишь мужчина и женщина, без догм, без мыслей… жадные губы, укусы, прикосновения до синяков. Нам было мало.
— Еще…
Ян ударятся, и меня накрывает оргазм. Яркий, как вспышка сверхновой. Кажется, я сама стала этой новорожденной звездой, рассыпалась в прах и возродилась снова. И почти сразу почувствовала его судорогу, дрожь… ощутила, что он сдерживается, что хочет отстраниться, но не позволила, сжала ноги на его пояснице, откинула голову.
