— Та девочка, за которой ты велел приглядеть, — глухо сказал странник. Внутри пропасть…
— Что с ней? — я не узнаю свой голос.
— Авария, Ландар.
Выслушал координаты, уже зная, что сделаю дальше. Лидеру крупнейшей мировой державы придется подождать, у меня нашлись дела поважнее. Я давно не телепортировался на такие расстояния. После того взрыва, что прозвали тунгусским, я почти утратил эту способность, меня хватает лишь на радиус в километр. Но в этот раз я превзошел сам себя, «прыгнув» в карпатские горы. Чуть не сдох, но сделал это. Машина горела на голом склоне, с неба срывались снежинки. Я шагнул в огонь, отшвырнул пылающий кусок обивки. В воздухе висел густой, удушающий запах гари, плоти и плавящегося железа. На передние сидения, вернее, то, что от них осталось, не смотрел, там родители девочки. На заднем — два тела, одинаково маленькие… но вытащить обоих я не успею, да и бессмысленно… Мальчик уже мертв. А Диана дышит. Она все еще дышит, хотя ее кожа превратилась в сплошной ожог.
Вытащил. Пиджак загорелся, пришлось скинуть. Тело местами тоже, но для меня это мелочи, не стоящие внимания. Девочка дышала, но так тяжело…
— Нужен вертолет, — сказал я стоящему на скале Алину. Опустил девочку на землю. Красок, конечно, не было, так что пришлось прокусить палец. Единственное чистое место нашлось на шее, под волосами, которые чудом не сгорели. Там я и начертил первый знак. Этого хватит, чтобы она дожила до Башни. Алин уже рядом, а вдали шумит вертушка. Мои приказы исполняются быстро.
— Повезло, что в ней есть эфир, — сухо сказал стиратель.
Я усмехнулся. Судьба любит игры. Конечно, в ней есть эфир. Кто бы сомневался… И еще я ощущаю присутствие того, кого хочу убивать медленно и мучительно, кого не могу найти уже целый век. Аргус. Он был здесь. Его эфир оставляет след с привкусом тлена, который я чувствую. Алин проведет расследование и узнает, почему случилась авария, но я уже предвижу ответ. Здесь не обошлось без моего заклятого друга. Почему он хотел погубить эту семью? Смотрю на девочку в своих руках.
Все дело в ней, конечно. Я хмурюсь, прислушиваясь к дыханию Дианы. Такая схожесть с Норией, появление Аргуса… Я давно живу на свете и не верю в случайности.
— Алин, — поднимаю голову. — Есть работа…
* * *
Ее кожа вновь совершенно здорова, ни следа того страшного ожога, от которого на теле девчонки надувались багровые пузыри.
— Твоя сила впечатляет, — я пожал руку Иону, тот лишь хмыкнул. — Почему она не приходит в себя?
— Диана очнется, — целитель отошел за дверь, вымыл руки. — Не торопи, Ландар, даже с твоими знаками ее организму нужно время. Чтобы выросла новая кожа, чтобы срослись кости. И лучше, чтобы это произошло в беспамятстве, сам понимаешь, — его голос звучит глухо сквозь шум воды. — Все-таки это не самый приятный процесс…
Я смотрю на гостью. Ее глаза закрыты. А мне так хочется заглянуть в них.
Диана, в башне уже знают ее имя.
— Будешь оформлять опекунство? — Ион вышел из ванной, вытирая руки полотенцем. — Я так понял, у малышки никого не осталось? Как ты оказался в том ущелье?
Я повернул голову. Опекунство? Остальное пропустил мимо ушей.
— Да. У нее никого не осталось.
* * *
Диана выздоравливала мучительно медленно. Мне пришлось уехать, я не мог себе позволить сидеть у постели больной. Дела бизнеса и мира требовали моего присутствия. Улетел в Европу — Барселона, Лондон, Мадрид… За сменой городов я почти забыл о девчонке.
В Башню вернулся утром, на машине, мне осточертели самолеты. Я не спал уже почти семь суток, я, конечно, древний, но все же и мне надо иногда отдыхать. Усталость заставляла мечтать лишь о том, как я вытянусь на кровати.
Звонкий голос привлек мое внимание, и я остановился на полпути к своим комнатам.
— Я хочу домой! Я не останусь здесь! Не подходите ко мне!
Голос надрывный, почти детский. В Башне никогда не было детей, я их не переношу. Так откуда взялся ребенок?
Я умудрился забыть о своей новой проблеме.
Толкнул дверь в комнату, откуда раздавались голоса, вошел. Девчонка стояла спиной, косички растрепались, тонкие ручки сжаты в кулачки. Бойкая… Услышав хлопнувшую дверь, она развернулась, взметнув подол синего платья, и уставилась на меня.
А я — на нее.
Так и стоял, пытаясь вдохнуть резко закончившийся воздух. В глазах девочки плескалась небесная лазурь. Наверное, я изменился в лице, потому что Дориций (надо же, старик даже соизволил собрать свое тело), встал между мной и гостьей.
Я посмотрел ему в глаза, моргнул и отодвинул с дороги.
Присел перед Дианой.
— Кто вы? — она все еще сжимала свои кулачки, смотрела настороженно.
— Твой опекун, — никогда не умел общаться с детьми.
Девочка сдвинула бровки.
— Мне не нужен опекун! — выкрикнула она. — У меня родители есть! Я хочу домой!
— Твои родители погибли, — сухо сказал я, Дориций издал какой-то возмущенный звук. Но я не собирался растягивать агонию этой малышки. По мне так лучше все сказать сразу.
— Произошла авария, никто не выжил.
— Вы врете! — она побледнела, отчего лазурь ее глаз стала ярче. — Вы все врете! Я вам не верю!
— Успокойся, — я взял бледную тонкую ладошку. — Я позабочусь о тебе, малыш.
Нет, она не успокоилась и ладонь выдернула. Пришлось звать Иона и еще кого-то. Мне красноречиво посоветовали удалиться. Тогда я ушел в мастерскую и достал тот первый холст. Внутри жгло каленым железом — не успокоиться. Первая линия легла на ткань — черная. Вторая — красная. А потом я забыл себя, найдя, наконец, столь желанное забвение. По крайней мере, на те несколько часов, когда в моей руке была кисть…
* * *
Девочка растет, и мне все труднее смотреть на нее. Каждое появление отзывается внутри ноющей болью, я все чаще ловлю себя на том, что хочу избавиться от Дианы. Я уже миллион раз пожалел, что забрал ее из того ущелья. Она не избавление, она вечное напоминание. Живое, дышащее, убивающее меня напоминанием о другой женщине. Я смотрю в лицо Дианы и вижу Норию. Это сводит с ума.
Я стараюсь как можно меньше общаться с новой жительницей Башни, но позволяю ей все. Не могу отказать. Смешно, но я осознаю, что Диана и Нория — разные. Ди — дитя своего времени: дерзкая, бойкая, непоседливая. Совсем не изнеженная. Она любит драться и дружит со стражем, глупым мальчишкой, что не понимает моих приказов.
А я не понимаю, что чувствую. Я путаюсь в реальности и воспоминаниях, я теряюсь в них. Чувства двоятся, накладываются одни на другие, мучают.
Сегодня я рисовал снова. Изумрудная полянка, корзина для пикника, соломенная шляпка с синими лентами. В тот день я сказал, что люблю ее. А она улыбалась и говорила, что у меня крылья белее снега, такие прекрасные, что ей хочется плакать. Я ответил, что не позволю ей плакать. Никогда. Что рядом со мной на ее лице всегда будет цвести улыбка, зажигая звезды в лазури ее глаз.
