– Черт, это самые дрянные сигареты в моей жизни, – морщится Кип после того, как мы обе поджигаем наши «Асьенды».
Мы уже успели спуститься на полквартала. Эта улица, как и та, на которой живет Кип, сплошь засажена деревьями. На нависающих над домами ветвях едва успели пробиться молодые листья.
– Ох, – тяну я в ответ, не зная, что сказать на это. Я никогда не думала, что сигареты в принципе могут быть не отвратительны на вкус. – Эти сигареты принадлежали моему отцу.
Без тяжелого рюкзака по моей спине растекается удивительная, непривычная легкость. Тело кажется таким легким, словно я могу оторваться от земли, если хорошенько постараюсь.
– В смысле?
– Нет-нет, он жив. С ним все в порядке. Я стащила их после того, как он уехал, так что теперь они мои.
Затянувшись пару раз, Кип выбрасывает свою сигарету, и она, пару раз подпрыгнув на асфальте, катится в сторону.
– Что произошло у вас с Дикси?
Свернув за угол, мы видим показавшуюся из-за деревьев луну – тонкий изогнутый полумесяц.
– Впрочем, тебе не обязательно рассказывать это мне, если не хочешь.
Не то чтобы я не доверяла Кип. Но наша история была слишком длинной и запутанной для того, чтобы рассказывать вкратце. Что уж тут, я сама с трудом понимаю, когда же все это началось.
– Все очень сложно, Кип, даже слишком. – Все, что я могу ей сказать.
Как только мы снова сворачиваем, в лицо ударяет ветер. Моя «Асьенда» тут же тухнет, и я выбрасываю сигарету в сточную канаву.
– На первый взгляд она та еще заноза в заднице. И не очень-то сообразительная, если через две секунды после знакомства виснет на таком парне, как Райан.
Остановившись, я прячу руки в карманы, с силой сжав ткань изнутри:
– Дикси далеко не глупа.
Притормозив рядом со мной, Кип пожимает плечами:
– Как скажешь. Ты явно знаешь ее лучше, чем я. Это – всего лишь мои первые впечатления, и я имею в виду только…
– Мы прошли через очень многое. Мы просто делаем то, что должны, – и она, и я.
– Я не имела в виду ничего плохого, – смеясь, говорит Кип и кладет руку мне на плечо. – Я была уверена, что тебе просто нужно выпустить пар. Но если это не так, мы можем вернуться на вечеринку и повеселиться.
Я не могу вымолвить ни слова. У меня нет сил сделать первый шаг и вернуться. И тем более нет сил уйти. Вот в чем состоит моя единственная проблема: я застряла, безнадежно и глубоко, не в силах сделать один-единственный выбор. Вытащив руки из карманов, я пытаюсь сделать глубокий вдох, но горло спирает.
Рука Кип, крепко сжимающая мое плечо, расслабляется и ласково проводит по ткани моего свитера.
– Ты плачешь?
Я качаю головой, ничего не отвечая.
– Прости, если я скажу что-то не так, – тихо произносит Кип. – Я прекрасно понимаю, что пока очень плохо тебя знаю. Но я не хотела тебя расстраивать. Мне казалось, что все, что тебе нужно сейчас, – это кто-то, кто встанет на твою сторону и сможет тебя поддержать.
Из моего горла наконец-то вырывается глубокий вздох.
– У тебя такая большая семья, но ваши родители всегда за вами присматривают. Они всегда знают, где вы и с кем вы, во сколько вы уходите в школу и во сколько возвращаетесь домой. Да что там: почти вся твоя семья прямо сейчас на этой вечеринке, вместе. – Я киваю назад, в сторону дома.
Кип кивает, внимательно смотря мне в глаза.
– У нас все иначе. Дикси – все, что у меня есть. У нас нет никого, кроме друг друга. Она моя единственная сестра. Моя маленькая сестренка.
– Хорошо, я все поняла. Прости меня, – повторяет она.
Отступив от нее на пару шагов, я вытираю рукавом лицо:
– Дикси единственная, кто понимает меня. Она – единственная, кто знает.
Судя по замешательству на лице Кип, она, должно быть, думает, что я говорю о какой-то огромной семейной тайне.
– Знает что?
Для меня ответ очевиден: «Каково это – быть в нашей шкуре».
24
К нашему возвращению Дикси бесследно исчезает. Пока мы осматриваем весь дом, я пытаюсь морально подготовить себя к тому, что могу увидеть. В конце концов, Райан и Дикси могли уединиться в одной из комнат, а значит, я увижу то, что не хотела бы видеть ни при каких обстоятельствах. Однако все спальни оказываются безлюдными и пустыми. Я проверяю даже гардеробную. Перерыв все пальто, я проверяю под кроватью и в шкафу, а затем роюсь в поисках рюкзака – на всякий случай!
Один из братьев Кип вспоминает, что Райан и Дикси уехали сразу после того, как мы отправились на прогулку.
– Куда они поехали? – допытывается Кип.
– Надо же, не знал, что в круг моих обязанностей входит присмотр за малолетками, – огрызается парень. – Я даже не знаю, кто она такая.
На его лице красуется совершенно такой же нос, что и у Кип с Джессикой: маленький, с чуть приплюснутым кончиком.
Кип явно начинает закипать. Я успокаиваю ее:
– Все в порядке, не кричи на него. Лучше подбрось меня до мотеля.
Люди вокруг затихают и смотрят на нас.
– Как хочешь, – отвечает Кип.
Брат Кип тоже успокаивается.
– Прости, – тихо говорит он мне.
До машины мы идем молча. Кип решает заговорить только позже, закончив протирать лобовое стекло:
– Я не думаю, что тебе стоит волноваться за нее, Джем. Райан – тот еще придурок, это знают все, но он неопасен.
– Я волнуюсь не об этом. Она всегда могла постоять за себя. Не думаю, что ей нужна моя помощь. Я ни черта не понимаю в этих делах.
– Да, я тоже. Ну, почти…
Нетерпеливо фыркнув, Кип трет стекло тряпкой, смоченной незамерзайкой, отчищая последние пятна, и мы сворачиваем вниз, двигаясь дальше по улице.
О чем я только думала, оставив деньги Дикси? Я еще пожалею об этом. Наверное, это была самая большая глупость в моей жизни. Но кто знает, может быть, в мире еще остались вещи куда хуже, чем случайная глупость.
Кип выруливает на главную дорогу:
– Хочешь поискать ее? У тебя есть ее телефон?
– Она не взяла с собой мобильный.
На самом деле телефон у нее есть. Там, в рюкзаке, лежит мой, одноразовый. Но я ни за что не вспомню его номер.
– Я могу попросить у Джессы номер Райана.
– Нет, не нужно, – отрезаю я, – не могла бы ты отвезти меня обратно в мотель?
В конце концов Дикси обязательно появится. А если даже и нет, я придумаю, что делать дальше.
– Как скажешь.
– Я ужасно устала. Ты… – я бросаю несмелый взгляд в сторону Кип, – ты, наверное, решила, что мы сбежали из дому.
