В связи с изменяющейся политической ситуацией менялось и отношение к доктрине среди стран Ближнего Востока. Так, на 1958 г. «доктрина Эйзенхауэра» была официально одобрена: Ливаном, Израилем, Турцией, Ираном, Ираком (страны – участницы Багдадского пакта одобрили доктрину на совещании 21 января 1957 г. в Анкаре
[297]), Афганистаном, Эфиопией и Ливией; отклонена Египтом, Сирией и Йеменом; не определили своего отношения к доктрине Саудовская Аравия, Иордания и Судан.
Отношение арабских стран к «доктрине Эйзенхауэра» – один из самых острых вопросов в истории Ближнего Востока. Приверженность доктрине, по замыслам ее создателей, должна была определяться не столько официальным заявлением страны, сколько развитием событий на Ближнем Востоке. «Доктрина Эйзенхауэра – это отношение, точка зрения, состояние ума», – подчеркивал Дж. Ф. Даллес
[298].
Среди британского руководства отношение к «доктрине Эйзенхауэра» было двойственным. С одной стороны, Великобритания приветствовала активизацию ближневосточной политики США, которой Лондон настойчиво добивался еще в первой половине 1950-х гг. В Форин-офисе рассчитывали, что после декларации США своего «особого» интереса к Ближнему и Среднему Востоку можно будет попытаться вернуться к идее разделить этот регион на сферы влияния, что ранее встречало упорное сопротивление американских правящих кругов. При этом признавалось, что Англии придется смириться с ролью «младшего партнера» США. С другой стороны, в Лондоне считали недостаточной ту поддержку, которую США оказали Багдадскому пакту после тройственной агрессии.
Часть политиков были крайне жестко настроены в отношении новой доктрины как руководящей линии для США на всем Ближнем Востоке. Так, Э. Наттинг, заместитель министра иностранных дел Великобритании, утверждал, что «в основе доктрины Эйзенхауэра лежал хороший замысел», однако «сама инициатива была изначально обречена на неудачу из-за нежелания координировать действия с организацией Багдадского пакта»
[299]. Наттинг констатировал: «Январь 1957 г. дал Лондону недвусмысленно понять, что в рамках ближневосточной политики ни о каком партнерстве США и Великобритании речь идти не может»
[300].
Гарольд Макмиллан, занявший пост премьер-министра Великобритании, отзывался о «доктрине Эйзенхауэра», как об «элегантной попытке запереть на засов дверь конюшни, когда лошадь оттуда уже давно ускакала»
[301]. Очевидно, новый британский лидер имел в виду рост арабского национализма. Тем самым глава кабинета министров Великобритании пытался оправдать внешнеполитический курс кабинета Э. Идена, направленный на силовое свержение Г. А. Насера.
Важно подчеркнуть, что приход Г. Макмиллана на место «хромой утки» премьер-министра Э. Идена, стал отражением определенной перестройки внутри британского истеблишмента. Как писал в январе 1957 г. влиятельный американский журнал Time, «необратимость ухода с поста премьер-министра Э. Идена – это сейчас вопрос национального интереса Англии. Улучшение отношений с США, в чем Англия объективно заинтересована, при Идене было вряд ли возможно»
[302]. Конечно, формально в партийной иерархии консервативной партии Макмиллан был «человеком № 3». Его внутрипартийный авторитет уступал и Энтони Идену, и Ричарду Батлеру, пятидесятичетырехлетнему «архитектору нового консерватизма», лидеру молодых тори, заменявшему премьер-министра на заседаниях кабинета в его отсутствие. Но у Батлера были свои критики. Старейшины партии (значительная часть которых входила в так называемую «Суэцкую группу») обвиняли его в «розоватом социализме». В свои 62 года Г. Макмиллан, приверженец идей Британской империи и консерватор до мозга костей, напротив, был фигурой компромиссной с точки зрения баланса интересов всех групп внутри Консервативной партии. К тому же прозвище «Мак-Ножик», которое он получил, эффективно урезая государственные расходы работ на посту главы казначейства, делало его куда более привлекательным функционером в глазах большинства тори. Ведь после Суэца необходимость сокращения расходов на оборону стала одним из главных пунктов повестки дня внешней политики Великобритании.
И хотя в первые дни января 1957 г. британская пресса наперебой трубила о Р. Батлере как вероятном кандидате на роль преемника Э. Идена, 10 января 1957 г. Великобритания и весь мир узнали, что новым премьер-министром Великобритании стал Гарольд Макмиллан. Как написал спустя десять дней журнал Time, «новый британский лидер сочетает в себе элегантность аристократа, глубину ученого и хватку настоящего функционера»
[303].
Что новое назначение могло означать для англо-американских отношений? Конечно, давнее знакомство с президентом США Д. Эйзенхауэром (в 1942 г. в Северной Африке политический представитель Великобритании при штабе союзников Макмиллан сотрудничал с американским генералом Эйзенхауэром), а также то, что мать Макмиллана была американкой, создавало хороший фон для возрождения «особого» англо-американского диалога. Не скрывал этого и сам Макмиллан.
Первым практическим шагом Макмиллана на посту премьер-министра стало обновление кабинета министров, в состав которого вошли молодые политики и из которого были выведены непосредственные участники «суэцкой катастрофы». С поста министра обороны ушел Энтони Хэд, которого заменил молодой консерватор Дункан Сэндис. Вакантное место главы казначейства занял Питер Торнкрофт. Глава Форин-офиса и видный консерватор Селвин Ллойд свой пост сохранил, что иначе могло выглядеть как «капитуляция перед Насером». Ричард Батлер занял пост заместителя премьер-министра. Таким образом, на уровне персоналий действия Макмиллана были призваны продемонстрировать желание играть в новых условиях с новым составом.
Осенью 1956 г. после завершения военных действий для ведущих стран НАТО актуализировалась задача сдерживания влияния Г. А. Насера среди арабских государств и в странах «третьего мира». Это было одной из главных целей «доктрины Эйзенхауэра». Американское правительство намеревалось продолжить осуществление плана экономического и политического давления на Египет, одобренного президентом еще в марте 1956 г. После внесения ряда корректив этот план приобрел следующие очертания. «Доктрина Эйзенхауэра» должна была способствовать сплочению стран, руководство которых негативно относилось к деятельности Г. А. Насера. При этом особое значение придавалось Саудовской Аравии, поскольку, как считали в Вашингтоне, король этого государства Сауд мог стать противовесом влиянию Египта в арабском мире. Для подрыва позиций египетского лидера Соединенные Штаты при сотрудничестве с Великобританией были готовы проводить тайные операции против пронасеровских политических и военных деятелей в Иордании, Сирии и Ливане. США должны были также продолжать оказывать экономическое давление на Египет, сила которого напрямую зависела от развития египетско-советских отношений
[304].
