В этот же день новые иракские власти сформировали правительство, в которое вошли сторонники Насера и левые. Премьер-министром стал А. Касем, министром внутренних дел полковник А. Ареф
[460]. Кабинет провозгласил курс на сближение с Г. А. Насером.
Революция в Багдаде означала, что политическая картина на арабском Востоке резко изменилась. Взаимное дипломатическое признание Ирака и Объединенной Арабской Республики произошло 19 июля, когда стороны подписали Договор о сотрудничестве и обороне. В случае нападения на одну из стран третьей стороной участницы договора обязывались оказать военную помощь
[461].
Реакция со стороны СССР была незамедлительной. 18 июля Президиум ЦК КПСС вынес решение «о признании республики и оказании серьезной политической поддержки новому режиму»
[462].
Внезапно произошедшая Иракская революция оказалась неожиданностью и для членов «консервативного лагеря» Ближнего Востока. Отсутствие осязаемых предпосылок к ней невольно говорило, что такой ход событий мог стать универсальным. Уже 14 июля 1958 г. в Анкаре экстренное совещание проводят неарабские члены организации Багдадского пакта – Афганистан, Иран, Пакистан. Руководство пакта выразило готовность участвовать в разрешении ливано-иракского кризиса, однако, опасаясь резкой реакции СССР (Москва начала показательные военные маневры в Туркменском и Закавказском округах
[463]), в качестве санкции для действий ожидало реальных шагов от США
[464]. В тот же день состоялась консультация госсекретаря США Д. Ф. Даллеса с членами сенатского комитета по международным делам. Было очевидно, что время требовало незамедлительных действий. Однако сенатор У. Фулбрайт отметил, что «нам совсем не нужна большая война с СССР». По мнению Фулбрайта, «советский след» в Иракской революции был не столь очевиден, как может показаться на первый взгляд
[465].
25 июля прошла новая встреча глав Госдепа и ЦРУ Дж. Ф. Даллеса и Аллена Даллеса с сенаторами. Основная мысль дискуссии заключалась в том, что «выпадение» Ирака из Багдадского пакта привело к нарушению механизмов безопасности на Ближнем и Среднем Востоке. На фоне кризисной ситуации в Ливане и Иордании Вашингтон не может позволить себе дальнейшую конфронтацию с пронасеровскими силами. Такова была позиция конгрессменов
[466].
Жесткая критика в адрес республиканской администрации поступала со стороны демократической партии. «В сложившихся условиях нам недостаточно взывать к Багдадскому пакту и доктрине Эйзенхауэра. Нам нужно выработать принципиально новый подход, выходящий за границы языка “холодной войны”. Только так мы сможем привлечь неприсоединившиеся страны, наладить эффективное сотрудничество и избавить арабский мир от антиамериканских страхов»
[467], – подчеркнул молодой сенатор Дж. Кеннеди.
Через неделю посол США в Ираке У. Галлман в беседе с представителем иракского Министерства иностранных дел Джумаром на вопрос о перспективах сотрудничества Ирака и стран Багдадского пакта услышал весьма жесткий по форме и крайне неприятный по сути ответ о том, что «пакт был заключен от имени Ирака по поручению небольшой кучки людей. Пакт никогда не имел широкой поддержки в народе и не получил одобрения народа»
[468].
Осознание необратимости политических изменений в Ираке диктовало тактику действий американской стороны. Уже 30 июля во внутренней переписке Белого дома и Государственного департамента фигурировала информация о том, что руководством страны было принято политическое решение о признании нового правительства в Ираке
[469].
2 августа 1958 г. США и Британия признали новое иракское правительство А. К. Касема, а король Иордании Хусейн официально отказался от претензий на главенство в Арабской Федерации, которая перестала существовать
[470]. С этого момента Вашингтон начинает проведение регионального внешнеполитического курса в качественно новых условиях. Де-факто прекращают свое существование и организация Багдадского пакта, на которую опирались геополитические построения Великобритании и США.
После лета 1958 г. США встали перед проблемой поиска нового политического модуса в регионе, а также нового идеологического подхода к диалогу с ближневосточными элитами. 23 декабря 1958 г. ЦРУ представляет на рассмотрение важный с точки зрения выработки внешнеполитического курса США секретный доклад «Основные характеристики и тенденции в политике СССР, 1958–1963 гг.». В нем аналитики Центрального разведывательного управления говорили о новом «дипломатическом стиле» Москвы: «За вторую половину 1950-х гг. СССР выработал гораздо более гибкий механизм реагирования на новые явления международной жизни. Сегодня для СССР на карте мира нет “темных зон”. В этом смысле после 1955 г. (начало поставок вооружений членами ОВД в регион) Ближний Восток стал для Советского Союза зоной “особого внимания”
[471]. Именно в этом регионе Москве предоставлялся шанс реализовать один из своих внешнеполитических приоритетов – укрепление линии разрыва в некоммунистическом мире, конечной целью которого должна была стать дискредитация США и стран Запада в глазах «третьего мира».
Наряду с безусловным укреплением военной мощи, подчеркивалось в докладе, СССР намерен и впредь делать акцент на идеологической сфере международных отношений. Расчет на поддержку формально некоммунистических, но антизападных националистических режимов в период 1955–1958 гг. в борьбе с Западом показал свою безусловную эффективность
[472]. По данным ЦРУ, с января 1954 по июнь 1958 г. Москва выдала странам региона в качестве кредитов 1,2 млрд долл. (Сирии, Египту, Йемену), что по сравнению с 2 млрд долл. для стран Варшавского блока за этот же период представляется очень серьезным финансовым инструментом в действиях СССР.
