Новое место в биполярном мире Англия должна была найти под руководством «умеренного консерватора» Г. Макмиллана. Как писал о нем в своих мемуарах лидер лейбористов и политический противник Макмиллана Г. Вильсон, «он был, возможно, последним премьер-министром дизраэлитом, который возглавил Англию. Настоящим тори»
[651].
Так, уже на конференции консервативной партии, проходившей 10–12 октября 1957 г. в Брайтоне, консерваторы впервые заговорили о том, что внешнеполитический курс страны необходимо соотнести с реальными возможностями национальной экономики. За несколько дней до этого, в том же Брайтоне, свою партийную конференцию проводили и лейбористы. В отличие от правящей партии, они гораздо жестче высказывались о проблемах во внешней политике страны, в частности в регионе Ближнего Востока. Лейбористы говорили, что «на Ближнем Востоке Великобритания поддерживает реакционные режимы. Лейбористская партия призывала все великие державы к ограничению гонки вооружений в регионе единой договоренностью»
[652]. На фоне разночтений в расстановке акцентов в английской политике и консерваторы, и лейбористы говорили о кризисе той модели «особых» обязательств, которой Великобритания придерживалась на протяжении 1950-х гг.
Новые кризисные явления на Ближнем Востоке летом 1958 г. лишь укрепили британских политиков в мнении о необходимости начала незамедлительной реформы системы своего военно-политического присутствия в регионе. Через год, на конференции консерваторов в Блэкпуле (8–11 октября 1958 г.), партия вновь поставила в центр дискуссии по внешнеполитическим вопросам британскую политику именно на Ближнем Востоке. Так, консерваторы выразили «поддержку англо-американской операции по высадке войск в Иордании и Ливане, что стало шагом по упрочению стабильности в регионе, а также новой формой политики в зоне жизненных интересов сил свободного мира»
[653]. Решения этой конференции важны как минимум в двух отношениях. Во-первых, правящая партия заявила, что регион Ближнего Востока по-прежнему чрезвычайно ценен для Лондона; во‑вторых, верхушка консерваторов прямо говорила о необходимости поддержания особых англо-американских отношений.
Суэцкий кризис оказал глубокое воздействие и на один из «трех столпов» британской политики в мире, а именно на систему Британского Содружества наций. В ходе кризиса английский Форин-офис не смог добиться всеобщей поддержки своих действий среди бывших стран-доминионов. Структурный кризис был спровоцирован, по сути, логикой нового века в мировой политике. Часть государств Содружества (за исключением ЮАС и Канады) являлись одновременно и основателями Движения неприсоединения (Индия, Пакистан, Цейлон (Шри-Ланка), Бирма (Мьянма), которые уже в рамках 1950-х гг. перестали ассоциировать себя с британской сферой влияния. В ходе кризиса Великобритания пользовалась безоговорочной поддержкой лишь у ЮАС, Австралии и Новой Зеландии
[654].
Как писал А. Бучен, «Британия перестала быть мировой державой, но у нее остаются мировые интересы. Каковы те средства и возможности, которыми мы должны обладать, чтобы защитить интересы Англии? Это оборона трех ключевых геополитических узлов – Персидского залива, Восточной Африки и Малайзии. Стоимость нашего военного присутствия в зоне Персидского залива составляет 66 млн ф. ст. в год, в то время как в Юго-Восточной Азии – 235 млн ф. ст.»
[655].
Глубинной причиной внешнеполитических неудач, оказавших влияние и на внешнюю политику Великобритании, было состояние национальной экономики, постепенное замедление темпов ее развития. В течение 1950-х гг. ежегодный прирост экономики составлял всего 2,2 % ежегодно (для сравнения: ФРГ – 4 %). Хотя экономика Великобритании, по словам Б. Митчелла, и продолжала удерживать второе после США место среди стран капиталистического мира с долей в 12 %, хронический дефицит платежного баланса и энергозависимость делали ее все более уязвимой к внешним воздействиям. В условиях высоких темпов гонки вооружений Великобритания была вынуждена тратить до 37 % госбюджета на военные расходы, в том числе на содержание и обслуживание зарубежных баз
[656]. Это заставило Макмиллана констатировать, что «именно оборонные расходы сломали нам хребет»
[657].
1 сентября 1957 г. кабинет министров Великобритании обсуждает состояние национальной экономики. Документы с пометкой «совершенно секретно» содержатся в докладе Казначейства. В центре внимания – инфляция; как говорилось в документе, «правительство ощущает на себе катастрофические последствия Суэца, а также растущее недовольство бизнеса, деловая активность которого стоит под угрозой растущих темпов инфляции»
[658]. В качестве основных мер по выправлению ситуации английская верхушка видела экономию на обороне. Речь не шла о свертывании основных направлений развития системы обороны, но, как писали авторы доклада, «на трех направлениях – развитии атомной программы, ВМФ и ВВС Ее Величества мы могли бы сэкономить»
[659]. В условиях необходимости сокращения трат английский истеблишмент делает ставку на сохранение социального спокойствия и возможность сохранения основных экономических показателей.
Через неделю, 7 сентября 1957 г., канцлер Казначейства Питер Торникрофт направляет на имя Г. Макмиллана меморандум, в котором говорится: «Утрата веры в наполненность валюты – вот главная опасность, которая ждет нас и дома, и за рубежом. <…> У нас не должно быть иллюзий о серьезности политических, а также экономических трудностей, которые стоят у нас на пути»
[660].
Под давлением инфляции осенью 1957 г. фунт стерлингов впадает в кризис. Пытаясь оживить экономику, П. Торникрофт увеличивает учетную ставку до уровня 7 %, самого высокого за последние 37 лет
[661]. Все вместе эти факторы формируют и новую повестку дня британской внешней политики.
