Возникновение в конце 1940-х гг. на Ближнем Востоке государства Израиль оказало сильнейшее воздействие на степень сплоченности арабских государств Ближнего Востока. Фактически борьба с Израилем стала для политических элит мусульманских стран одним из основных внешнеполитических приоритетов. Такое положение невольно бросало тень на США – одних из главных сторонников образования этого государства. «Палестинская проблема способствовала сплочению всех мусульман против Запада, а также укрепила позиции ближневосточных царьков», – писал в июне 1948 г. корреспондент New York Times Magazine Даниэл Клифтон
[35].
Зимой 1952 г. бывший посол США в Турции (декабрь 1951 – декабрь 1952 г.), а также помощник Государственного секретаря США по ближневосточным делам Джордж Макги направили госсекретарю серию должностных записок, в которых говорили, что «усиление панисламизма в среде мусульманских стран – это знак времени. Но этот процесс не является безусловным злом для стран Запада, если нам (США. – А.У.) удастся размежевать религиозную и политическую составляющую этого процесса». Именно в религиозной стороне процесса Макги видел потенциальную угрозу для политики стран Запада на Ближнем Востоке. В качестве контрмеры высокопоставленный чиновник Государственного департамента предлагал «оказать максимальное влияние на Пакистан и страны Ближнего Востока, дабы они пересмотрели модели политического единения в сторону светского базиса. Западные державы должны предложить арабским странам модель политической и экономической унификации региона, которая бы смогла нейтрализовать возможные источники проблем для западных держав»
[36].
Посол США в Кабуле Джордж Меррелл также выражал мнение о том, что «именно политико-экономический базис – это единственно возможный выбор для Запада на Ближнем Востоке. США необходимо отсечь от власти религиозных фанатиков, дабы не произошло слияние антизападных и традиционалистских тенденций, столь сильных в арабском мире»
[37].
Однако посол США в Саудовской Аравии Реймон Хеир видел в религиозной составляющей панисламизма один из возможных вариантов проникновения США на Ближний Восток. «Ведь, выставляя напоказ коммунистический нигилизм СССР, мы сможем добиться доверия ближневосточных лидеров»
[38].
В итоге возобладала линия Дж. Макги. Советник госсекретаря по ближневосточным делам, а также его сторонники, в числе которых были глава ближневосточного департамента Государственного департамента Дж. Льюис Джоунс, а также глава департамента Южной Азии Л. Меткалф, направили госсекретарю Дину Ачесону записку следующего содержания: «Государственный департамент считает одним из главных достижений Кемаля Ататюрка его концепцию секуляризированной внешней политики. Госдепартамент считает применение этого принципа в отношении Пакистана и Афганистана самым приемлемым вариантом ведения внешней политики»
[39].
Один из основных вопросов, волновавших экспертов Государственного департамента, заключался в том, каковы взаимоотношения ислама и коммунизма, а также ислама и национализма. Логика анализа говорила экспертам, что ислам и коммунизм вряд ли могут образовать какой-либо прочный союз; слияние ислама и национализма в Госдепартаменте представлялось гораздо более опасным, что, впрочем, не мешало США выдвигать в качестве основной угрозы своим интересам на Ближнем Востоке проникновение коммунизма.
Однако ситуация стремительно менялась с возвышением в Египте Г. А. Насера, набиравшего вес в глазах арабского мира как панарабистского лидера, националиста и нейтралиста. Надежда «увидеть нового Ататюрка», которая возлагалась на Насера в Вашингтоне, быстро развеялась уже в течение 1952–1955 гг.
[40]
В мае 1959 г. эксперты Госдепартамента признали, что ислам перестал быть фактором, оказывающим значительное влияние на политические процессы на Ближнем Востоке, что в условиях 1950-х гг. ислам фактически изжил себя как одна из движущих сил в регионе
[41].
Новые мировые национально-освободительные явления ставили под угрозу британские интересы в нефтеносных районах Ближнего Востока. Не имея соответствующих сил по удержанию под контролем ситуации на Ближнем Востоке, в британских политических кругах все чаще говорили о необходимости более действенного вовлечения США в политические процессы в арабском мире Ближнего Востока.
Исходя из тактических расчетов о советском сухопутном вторжении на периферию Ближневосточного региона, британский Генштаб разработал план, согласно которому «кризисная дуга» обороны Ближнего Востока проходила по территории так называемого Большого кольца обороны, включавшего территорию юго-востока Турции, горы Загроса и порт Бандер-Аббас на юге Ирана. Однако сил армии Ее Величества было достаточно лишь для обороны «линии Рамаллы». Дабы компенсировать нехватку военных сил, британские стратеги предполагали привлечь части ВВС США для контроля над нефтеносными областями Персидского залива
[42].
Реакция Вашингтона была весьма предсказуема, – и официальные, и военные круги отклонили планы по созданию линии военной обороны вдоль так называемой дуги кризиса. План de facto подразумевал решение английских тактических целей за счет американского военного присутствия. По мнению Вашингтона, опорой англо-американского присутствия в регионе должна была стать Турция, а не Египет, как это виделось в Лондоне; непосредственный военный контингент американские эксперты предлагали сформировать английской стороне из армий стран Британского Содружества
[43].
Отвергнув конкретный план по построению оборонной модели на Ближнем Востоке, американская сторона ввиду событий в Корее не собиралась отвергать перспективу проникновения на Ближний Восток для защиты интересов «Свободного мира».
Объединенное командование начальников штабов разработало план (получивший название «Серп»), согласно которому к 1 июля 1954 г. на территории Евразии должна быть сформирована дуга обороны, проходящая по линии Осло – р. Рейн – Альпы – Адриатическое море – о. Крит – Турция – Персидский залив. На территории Ближнего Востока эта дуга совпадала с британским планом «Внешнего кольца обороны». Американские силы, по замыслу его создателей, не должны были участвовать в обороне этой линии. Тактические задачи предполагалось решать войскам Великобритании, Турции, Ирана, Ирака, а с момента «Д+3», т. е. с 1 октября 1954 г. оперативные возможности должны быть расширены за счет сил Австралии и Новой Зеландии
[44].
