Он так давно не был здесь. Лисберн даже подумал, что помещение покажется ему убогим и запущенным теперь, когда он стал взрослым и увидел разные представления в Европе.
Возможно, само место разбудило в нем ребенка, который каким-то образом пережил все жизненные потрясения и получил тяжелые уроки, но который так и не вырос и не превратился в идеального воспитанника. Должно быть, он продолжал видеть все, что было вокруг, глазами ребенка, потому что цирк Астли предстал пред ним в своем прежнем великолепии. Свет заливал арену, люстры ослепительно сверкали, оркестр играл чарующую музыку — все было таким, как раньше.
А возможно, Саймон смотрел на все свежим взглядом — огромными голубыми глазами мисс Нуаро.
Он заметил в ней легкое опасение, как только они вошли сюда, но потом беспокойство исчезло. Она устроилась на своем месте и принялась оглядываться по сторонам. Затем немного напряженно откинулась на спинку стула, когда появился клоун и стал шутить с залом. Без всякого выражения на лице Леони наблюдала за выходом на арену инспектора манежа с длинным хлыстом. Не отрываясь, следила за тем, как он шагал по кругу, по обычаю подшучивая над клоуном.
После церемониймейстер объявил выход мисс Вулфорд. Толпа взорвалась.
Вцепившись в барьер, мисс Нуаро наклонилась вперед.
Знаменитая наездница появилась на арене, отчего зрители впали в экстаз. Мисс Нуаро впитывала все это с широко открытыми глазами, жадно, как ребенок, начиная с того момента, когда инспектор манежа подсадил мисс Вулфорд в седло, а потом отсчитывая каждый сделанный ею круг. Когда наездница встала ногами на седло, Леони ахнула.
— Изумительно! — воскликнула она. — Я даже понятия не имею, как ездить верхом, а она встает на спину этого животного во время движения!
Когда после нескольких кругов наездница сделала остановку, чтобы дать отдохнуть себе и лошади, мисс Нуаро громко зааплодировала и закричала: «Браво! Брависсимо!»
В возникшей паузе церемониймейстер и клоун продолжали свою игру, но Леони с полным равнодушием восприняла их фривольные шутки. Она отвернулась от арены и перехватила взгляд лорда Лисберна, направленный на нее.
Лишь миг они смотрели друг другу в глаза. Затем она громко рассмеялась во весь голос.
И у него перехватило дыхание.
Звучание ее голоса! Ах, как она выглядела в этот момент, как сияли ее глаза, как пламенело лицо!
— О, вы были правы! — воскликнула мисс Нуаро. — Это намного интереснее, чем унылая поэзия. Как девушка талантлива! Вы представляете, сколько времени ей потребовалось, чтобы освоить это искусство? Сколько лет, как вы думаете, ей было, когда она начала тренироваться? Ее, наверное, воспитывали для такой работы с пеленок, как это часто бывает с цирковыми? Кстати, портных тоже готовят с детства.
Такая серьезность в ее голосе… Она была столь юной и столь заразительно оживленной!
— Полагаю, даже если их и готовят с детства, они еще столько раз падают на голову, прежде чем освоят мастерство, — заметил Лисберн. — Но им нужно начинать как можно раньше, пока кости гибкие и не ломаются.
— С портными все иначе, — сказала Леони. — Рано или поздно будущие наездники садятся на лошадей. А нас не подпустят раскроить кусок шелка, пока мы целую вечность не просидим над простейшими швами, пока не сошьем тысячу носовых платков и передников. Какое наслаждение наблюдать за женщиной, которая обладает таким искусством! Наездники в большинстве ведь мужчины, не так ли?
— Благодаря этому популярность мисс Вулфорд только возрастает.
— Но она хороша! Или это потому, что я совсем не обратила внимания на наездников-мужчин?
— Нет, она действительно талантлива, — сказал Лисберн. — Балерина-наездница.
— Чудо! — продолжала восхищаться мисс Нуаро. — Мои сестры постоянно говорят, что мне нужно почаще выбираться из мастерской, но воскресенья бывают только раз в неделю, и мне нравится проводить их либо с племянницей, либо на природе, предпочтительно то и другое одновременно. Иногда мы ходим в театр, но это совершенно другое. Тут даже пахнет иначе, конечно.
— Это запах лошадей, — объяснил он.
— Прекрасные создания!
Лисберн заметил нотку грусти. Обдумал это, а заодно и ее реакцию на мисс Вулфорд, и отложил свои размышления на более удобное время.
Тут началась вторая часть конного представления, и Леони вновь повернулась к арене.
Саймон смотрел в ту же сторону, внешне собранный, но полный внутреннего беспокойства. На его глазах она вдруг из искушенной парижанки превратилась во взволнованную девчонку и в какой-то момент вдруг предстала перед ним настолько беззащитной, что он почувствовал… Что? Стыд? Но за что? Он ведь мужчина. Она — женщина. Их тянуло друг к другу, и они играли в игру, которая стара как мир. Однако вместе с предвкушением от начавшейся партии Саймон ощущал, как что-то гложет его. Какая-то тяжесть на сердце.
Но почему нет? Разве он не выдержал целый час поэтической панихиды? И разве не обязан вновь вернуться туда же?
* * *
Леони показалось, что время в цирке пролетело моментально, и вот она опять сидит в карете с лордом Лисберном. Они ехали по улице Вестминстер-Бридж-стрит назад, на «панихиду», как он выразился вроде бы секунду назад.
Лисберн держал свое слово.
Впрочем, Леони в этом и не сомневалась, иначе никуда не поехала бы с ним.
Да, а еще он наблюдал за ней во время представления, когда думал, что она не обращает на него внимания. Как будто возможно сидеть рядом с мужчиной и не ощущать его присутствия, даже когда на сцену выпорхнула толпа ангелочков, а погонщик вывел на арену слона. А когда Леони обернулась и застала его за наблюдением, он сделался похож на набедокурившего мальчишку, пойманного на месте преступления. Ей захотелось узнать поближе этого мальчишку. Тут ее логика на секунду дала сбой, и внутри что-то щелкнуло.
Но это длилось всего несколько мгновений.
Теперь рядом с ней снова сидел самый красивый мужчина в мире, а она опять стала Леони Нуаро — разумной, трезвой коммерсанткой, способной сложить два и два.
— Вы терпеть не можете его поэзию, однако вернулись в Лондон вместе с лордом Суонтоном, чтобы издать его книгу, — сказала она. — Поразительная лояльность!
Лисберн засмеялся.
— Мужчина должен быть рядом с другом во время испытаний.
— Чтобы защитить его от экзальтированных барышень?
— Нет, этого изначально не было в плане. Мы приготовились к унизительному возвращению. Критики были к нему жестоки. Вы не знали?
— Я не слежу за литературой, — призналась Леони. — Читаю только обзоры спектаклей и концертов и тому подобное, но меня главным образом интересуют описания того, во что были одеты дамы. Времени на литературную критику мне не хватает.
— До выхода сборника «Алцинта и другие поэмы» он опубликовал несколько стихотворений в журналах, — пояснил Саймон. — Критики смешали его с грязью единогласно и безоговорочно. Они разрывали его на части. Стали писать пародии. Это было форменное избиение. До того, как Суонтон увидел эти статейки, он еще не знал, поедет ли в Лондон вообще. Но после такого выбор стал очевиден: вернуться и стоически преодолеть испытания или прослыть трусом.
