Девушки стояли в тени густой куртины, дожидаясь отставшую часть группы, которая остановилась поговорить со смотрителем животных.
Бросив озорной взгляд на отставших, она захлопала ресницами, изобразила жеманную улыбку и продекламировала:
Как она мила! Ее черные локоны
Просто взлетают на натуральном ветру.
За жемчуга можно принять капельки пота,
Которые сверкают в этих роскошных волосах.
А что касается цвета ее лица,
То некоторые утверждают, что она пользуется белилами.
Но поверь мне, она пользуется только красной краской.
Я-то знаю, что к чему, потому что
Она моя очень близкая подруга!
Теперь ее голос. Как он божественно звучит,
Когда из ее уст раздается: «Приподними немного еще…»
— Еще? — хихикнула леди Клара.
— Видела бы ты гримасу, которую состроила, — сказала леди Глэдис. — О, какая ты плохая!
— Я? И что же мне теперь делать? А вот ты так точно передала ее манерность. Кто бы мог подумать, что у тебя просто дар к перевоплощению. Как ты можешь скрывать такой талант — ставить свечу под горшок.
— Под горшок? При моей комплекции, чтобы спрятаться, потребуется целый амбар, моя дорогая.
— О боже, ты прямо сняла это у меня с языка.
Снова звонкий смех.
— Теперь ты поняла, в чем фокус.
— Поняла, но у меня это не получится. Я не настолько быстро соображаю. Мне только оставалось стоять и кипеть от желания выцарапать ей глаза.
— Со мной не будет такого никогда, — сказала леди Глэдис. — Она меня безумно развлекает. Я начинаю вспоминать этот стих и придумывать к нему свои строчки, и тогда невозможно злиться. И что самое главное — она даже не представляет, как меня веселит.
— Мне бы тоже хотелось стать таким философом.
— Чушь! Тебе это совершенно не нужно. Все тебя любят и обожают, и так должно быть. А вот я в отличие от тебя — такая же противная, как она, но в своем роде.
— Нет-нет, ты совсем даже не противная, — засмеялась леди Клара. — Ну, может быть, в тебе противности один процент. В крайнем случае полтора.
— Вы ранили меня в сердце, кузина. Вы явно недооцениваете меня. Я настоящая Горгона — зловещее, отвратительное создание. Мужчины спасаются бегством при моем приближении. Они слышат его еще издалека, как топот стада носо… Проклятье, Клара, ты сбиваешь меня с мысли, когда закатываешь глаза. Как будет множественное число от носорога?
— Слоны.
Девушки залились смехом.
Такой разговор продолжался еще минуту или две, а потом они, взявшись за руки, двинулись вдоль куртины.
У них даже мысли не возникло, что по другую сторону живой изгороди мог стоять лорд Суонтон, стискивая кулаки.
Он тоже пошел вдоль куртины, чтобы и дальше слушать их разговор. Девушки так и не увидели, как поникли его плечи, когда разговор перестал доноситься до него, а потом к ним присоединились их попутчики, и экскурсия по зоосаду продолжилась.
* * *
Суббота, 25 июля
Мой дорогой Джон,
Надеюсь, ты простишь меня за эти каракули. У меня так трясутся руки, что почти невозможно писать. Мне пришлось в жуткой спешке покинуть квартиру. Хозяйка сказала, что вчера приходили двое каких-то странных мужчин, которые задавали много вопросов. Она заявила мне, что ей не нужно никаких неприятностей. Я поняла, что таким образом она довела до моего сведения, что выложит все начистоту, если плата за откровенность ее устроит. Как ты знаешь, у меня нет ничего, чтобы купить ее молчание. Единственное, что я могла сделать, — это извиниться за причиненные неудобства.
Ты даже не представляешь, с какой скоростью хозяйка предала меня. Двух часов не прошло, как она принесла письмо от адвоката лорда Суонтона. Я сделала вид, что не понимаю, в чем дело, но была в ужасе. Там упоминался закон об оскорблении людей, принадлежащих к высшему обществу, о скандалах, направленных против пэров, что грозит мне тюрьмой. Бьянку тоже посадят вместе со мной! Я сбежала, забрав нашу дочь, но оставив там почти все мои вещи, чтобы хозяйка думала, что мы еще вернемся.
Пишу тебе из Ламбета, чтобы попросить помощи. Мне нужно уехать в Портсмут, а там сесть на корабль до Америки. По твоему молчанию в течение этих нескольких дней я сделала вывод, что ваши обращения к лорду Суонтону оказались безрезультатными. Напротив, они принесли больше вреда, чем пользы. Я надеюсь, ты меня не предашь. Тебе прекрасно известно, что я могу рассказать кое-кому весьма интересные вещи про тебя, и это не пойдет тебе на пользу. Мне очень жаль, что приходится торопить тебя подобным способом, но время уходит.
Этим вечером в «Воксхолле» состоится детский праздник. Двери на вход откроют заранее. Я войду за руку с ребенком, и на меня не обратят внимание. Вряд ли мои преследователи станут ждать меня в том месте, где я устроила свое последнее представление. Я уже все подготовила к отъезду. Все, что мне нужно, это небольшая сумма, достаточно пяти фунтов. Тот маленький зрительный зал будет оставаться пустым до девяти часов, и знакомый, который провел нас внутрь тайно в последний раз, опять поможет. Жду тебя ровно в восемь. Там же, за дверями, через которые я вошла в прошлый раз. Не обмани меня, иначе придется принимать меры, к которым я питаю отвращение.
Твоя Дульси
— Сука! — Тикер прочитал письмо, которое его приятель протянул ему. — Это шантаж. Кинь писульку в огонь.
— Но мы же обещали, — возразил Меффат. — Мы обещали поговорить со Суонтоном.
— Да, со временем. После того, как все уляжется. — Он имел в виду, после того, как Лисберн успокоится. В первом порыве тот не мог вести себя рационально. А иррациональный Лисберн способен с легкостью укоротить чью-то жизнь или в лучшем случае сделать ее мучительной.
Когда маркиз более или менее остынет, они нанесут ему визит и скажут, что поработали с дамочкой. Та за маленькую сумму согласилась урегулировать дело — отправит в газеты письмо, в котором снимет вину со Суонтона и объявит, что обозналась.
В неопределенных выражениях они заранее предупреждали Дульси, чтобы та не упоминала его имя во время сцены, иначе они могут оказаться загнанными в угол. Но Дульси Уильямс не была дурой.
К сожалению, она оказалась гораздо большей дурой, чем было допустимо.
Она не знала — или, наоборот, очень хорошо знала? — насколько шатким было их общественное положение в настоящее время вследствие скандала с Эддерли. Если она разоткровенничается, их последние друзья повернутся к ним спиной.
Общественный остракизм станет для них катастрофой. Торговцы готовы продлевать кредит только тем, у кого толстый кошелек, или завидное будущее, или связи, которыми можно пользоваться.
