— Но завтра я нанесу визит, — продолжал говорить Суонтон. — А еще я хочу взять двуколку, потому что мне кажется, если я потороплюсь, то она согласится покататься со мной.
— Конечно, согласится.
— Значит, все в порядке?
— То есть?
— Я беру коляску, — уточнил Суонтон. — И никто из парней не опередит меня.
— Все верно. Давай, действуй.
Он вышел из столовой и пошел к себе наверх, где Полкэр дожидался хозяина, чтобы одеть его. Саймон принялся покорно играть свою роль — сохранял вежливое безразличие, пока длилась эта долгая и необходимая процедура, и дежурно шутил с камердинером о том, как он вместе с другими слугами проводит время в любимом кабаке.
* * *
Среда, 29 июля
Лисберн сказал себе, что ему не из-за чего беситься. Он собирался соблазнить Леони Нуаро. И преуспел в этом. Она сделала очень интересным его вынужденное пребывание в Лондоне в самом деле. Он всегда знал, что ему все равно придется вернуться в Европу, так что рано или поздно их пути должны разойтись.
Лисберн не ожидал, что их пути разойдутся настолько быстро.
Он сказал себе, что стоило этого ожидать, потому что она не куртизанка и не веселая вдовушка, а деловая женщина, на плечах которой заботы о магазине и которая не может позволить, чтобы ее считали дамой полусвета или любовницей аристократа. Лисберн прекрасно это понимал. Понимал намного лучше других представителей знати, как функционирует предприятие. Он как к коммерции относился к своим обширным земельным владениям. Наблюдая за их деятельностью из-за границы, он был осторожен и внимателен к деталям.
Лисберн понимал все!
Однако страдал и злился. Он продержался только до середины недели, а потом нанес визит на Сент-Джеймс-стрит.
В среду утром Лисберн приехал в магазин вскоре после открытия, когда там еще не появляются светские дамы.
Но он не ожидал увидеть здесь жен разбогатевших стряпчих и их окаянных дочерей, которым вдруг ни с того ни с сего в самое неподходящее время вздумалось обручиться, и потребовались тысячи мелочей к свадебным нарядам.
Саймон заявился на десять минут позже миссис Шарп, которая привезла свою вторую дочь. Мадам не могла оставить их.
— Извините, милорд, — сказала Селина Джеффрис, — но я не знаю, когда мадам освободится. Миссис Шарп одна из наших самых первых клиенток, поэтому мадам занимается с ней лично. Возможно, через час — скорее, через два — мадам будет свободна.
Он ушел. По Сент-Джеймс-стрит дошел до «Уайтс». Здесь расположился в комнате, где пили кофе, прислушиваясь к беседам рядом и теряя нить того, о чем говорили люди. Перешел в гостиную, где принялся читать газеты, не вникая в то, что читал.
Потом сказал себе, что сегодня не стоит возвращаться в магазин. Может, завтра. Или в пятницу. Ей все равно будет нужно увидеться с ним в пятницу. Это последний день июля. День подведения итогов.
Судя по сплетням, которые публиковали газеты несколько последних дней, вероятность потери им Боттичелли уменьшилась. Воздыхателей у Глэдис поубавилось.
Он предположил, что за все это нужно поблагодарить ее отца. Одно дело — добиться согласия Глэдис. И совсем другое — предстать перед лордом Боулсвортом. А тут еще перспектива стать его зятем…
Перспектива, которая заставит задрожать даже сильных духом мужчин.
И если Лисберн выиграет пари, то получит две недели, которые проведет с Леони. Конечно, все нужно держать в тайне, и ему придется увезти ее куда-нибудь, чтобы не вызвать пересудов.
Но вдруг она не захочет уезжать?
Что ж, он все-таки джентльмен и в жизни своей никогда не принуждал женщин делать то, чего им не хочется. Он предложит ей какую-нибудь альтернативу, хотя никаких других соображений на этот счет у него не было, а при мысли о том, что она не захочет его… Ему становилось тошно.
Саймон отбросил газету в сторону. Забрав шляпу, покинул клуб и двинулся по Пиккадилли. Дошел до угла, остановился. Постоял несколько мгновений. Потом круто развернулся и отправился на Сент-Джеймс-стрит в «Модный дом Нуаро».
Леони стояла возле дверей, пристраивая шляпку на голову манекена. На ней было платье из органди цвета слоновой кости, расшитое мелкими синими штучками. Пышные рукава казались надутыми воздушными шарами. Но вместо пелерины вроде тех, что превращают верхнюю половину женщины в широкий треугольник, повернутый вершиной вниз, она накинула на себя атласный с кружевной отделкой шарф, завязав его узлом, популярным несколько поколений назад. В отличие от многих других дневных нарядов платье позволяло мельком увидеть бархатистую кожу на шее и горле. И он тут же вспомнил аромат ее кожи, и вкус, и ощущение от прикосновения к ней губами.
И хотя он был уверен, что у него есть для нее альтернативный план, его мозг сразу заработал в другом направлении — начал придумывать, как соблазнить ее.
Когда Леони заметила его, то улыбнулась своей профессионально вежливой улыбкой и двинулась навстречу.
— Милорд! — Присела в реверансе. Но не низко, как при дворе, а слегка, на деловой манер. — Джеффрис сказала мне, что вы заходили. Я очень пожалела, что упустила вас.
— В самом деле? — спросил он.
— О да, — кивнула Леони. — Есть одно или два дела…
Дверной колокольчик звякнул, и стайка девушек впорхнула в магазин.
Но это были всего лишь Глэдис, Клара и другая девчушка из семейства Моррисов — не гадюка Альда, а темненькая, — и горничная Клары, похожая на бульдога, Дэвис.
— Лисберн, — слегка улыбнувшись, кивнула Глэдис.
— Саймон, — поприветствовала Клара.
Она повернулась к девчушке из семейства Моррисов.
— Леди Сюзан, не сомневаюсь, вы уже знакомы с моим кузеном Лисберном.
Девчушка была темноволоса, мила и приятна. Что уже само по себе было чудом, если вспомнить о ее матери и сестре. И Лисберн мысленно пожелал ей и двум своим кузинам провалиться в тартарары.
Но вслух сказал то, что требовалось, потому что такова была привычка — можно было говорить, не задумываясь. Тем более что сейчас он был слишком зол и расстроен, чтобы еще и думать.
Глэдис подошла ближе, заставив леди Сюзан отступить в сторону.
— Прошу прощения, Лисберн, — приглушенно заговорила она. — Мне не хотелось нарушать ваш тет-а-тет. Мы можем пока побродить по магазину. Или пройтись до дворца и попытаться взглядами смутить караульных.
— Не нужно, — начал он. И вдруг замолчал, потому что Глэдис склонила голову набок и стала внимательно вглядываться в него.
Хотя Саймон не сомневался, что ей ничего не удастся прочесть на его лице, он ощутил себя выставленным напоказ. В то же самое время ему стало понятно, что мужчины видят в ней: умные глаза, прекрасный цвет лица… И неожиданную доброту, с которой она смотрела на него.
