В состав «Собора», помимо всякого придворного сброда, входили также серьезные государственные деятели – Г. И. Головкин, Т. Н. Стрешнев И. А. Мусин-Пушкин, Ф. М. Апраксин. Отказаться от «чести» войти в состав потешной компании, созданной царем, было чревато серьезными последствиями.
Члены «Собора», или «соборяне», имели штат обслуги и штат смехачей. В штат смехачей входили 12 «грозных заик», 12 «папиных поддьяков плешивых», 24 «весны», подражавших голосам птиц, а также музыканты, шуты, «дураки» и лица, изображавшие Бахуса.
Свои сборища «соборяне» называли «заседаниями». Проходили они по-разному, но в основе своей это были пародии на христианские праздники. На Святки ежегодно устраивалось «славление». В этот день «соборяне» разъезжали по городу, заходили в дома состоятельных жителей и там пели пародии на духовные стихи с использованием ненормативной лексики. После этого они требовали угощения, а получив его, заставляли пить хозяев и домочадцев дома, доводя их до состояния сильнейшего опьянения. При этом жители дома подвергались оскорблениям и насилию со стороны гостей.
На первой, строгой неделе Великого поста «соборяне» устраивали так называемую «покаянную процессию». Она проходила в виде карнавального шествия в масках, в вывернутых наизнанку шубах и полушубках. Участники его перемещались на ослах, волах или в санях, запряженных свиньями, козлами или медведями. При этом они были сильно навеселе и опять-таки орали матерные песнопения.
Подобным же образом проводились и другие «заседания» по самым разным поводам – пародирование церковных традиций, «освя щение» дворца в честь Бахуса, карнавальные шествия по случаю побед русского оружия или церковных праздников, свадьбы членов «Собора». На «заседаниях» зачастую должны были присутствовать члены семьи соборян.
Историк К. Валишевский писал:
«Шутовским кардиналам строго воспрещалось покидать свои ложа до окончания конклава. Прислужникам, приставленным к каждому из них, поручалось их напаивать, побуждать к самым сумасбродным выходкам, непристойным дурачествам, а также, говорят, развязывать им языки и вызывать на откровенность. Царь присутствовал, прислушиваясь и делая заметки в записной книжке».
В речи «соборян» присутствовало значительное количество сленга. Так, пьянство на их языке именовалось «Ивашкой Хмельницким», разврат – «Еремкой» и прочее. Кроме того, как уже было отмечено, их речь пестрела ненормативной лексикой, то есть отборным русским матом.
Многих исследователей петровского времени интересовал и не перестает интересовать вопрос: а зачем русскому царю был нужен этот дикий «орден»? Ведь государи никогда ничего не делают просто так. На этот вопрос в разное время были даны многие ответы, а какой из них правильный – решать читателю. Вот некоторые из них.
1. Для царя Петра «Собор» был механизмом отбора и сплочения наиболее преданных лиц, так как во время «заседаний» они проходили проверку на послушание и демонстрировали свои творческие способности и фантазию.
2. Петр хотел показать столичным жителям, как непривлекательно пьянство и воспитать презрение к пьянству и распутству.
3. Деятельность «Собора» была пародией на допетровское русское общество с византийской традицией разделения священства и царства, и Петр готовил общество к упразднению патриаршества.
4. Дикие оргии «Собора», по словам историка Ключевского, нужны были царю Петру для того, чтобы «преодолеть неуверенность и страх, снять стресс, выплеснуть необузданную разрушительную энергию».
«Соборяне» на царской свадьбе
Учителю царя Петра Никите Моисеевичу Зотову в 1712 г. исполнилось 68 лет. Подьячий Сыскного приказа Зотов начал обучение будущего государя, когда царевичу исполнилось 5 лет. В течение неполных трех лет он обучал мальчика грамоте, а также читал ему церковные книги: Часослов, Псалтырь, Евангелие и рассказывал о деяниях русских князей и царей, иллюстрируя свои рассказы специально написанными для этой цели картинками.
Затем Зотов был отстранен от учительской деятельности при царевиче и продолжил свою чиновничью службу в различных ведомствах. В 1689 г., в период обострения борьбы между Петром и правительницей Софьей Алексеевной, он был первым думным дьяком, прибывшим к царю в Троице-Сергиев монастырь. В 1695–1696 гг. Никита Моисеевич сопровождал Петра в Азовских походах в должности «ближнего советника и ближней канцелярии генерал-президента». Службу он исполнял исправно и в 1696 г. получил вотчину в 40 дворов, кафтан на соболях, кубок и еще кое-что по мелочи.
Далее служба проходила тоже неплохо. Зотов трудился в комиссии по расследованию Стрелецкого бунта 1698 г., исполнял службу думского дворянина и печатника. В 1703 г. Петр поручил ему возведение одного из бастионов Петропавловской крепости, получившего название Зотова бастиона. К этому времени он владел уже 446 крестьянскими дворами, а в Петербурге приступил к строительству собственного дома на Городском острове, при слиянии Невы и Большой Невки. Впоследствии он построил дом на острове Котлин.
Живя в Петербурге, Зотов получал письма на имя Петра, а затем переправлял их адресату в особой сумке со своей печатью. После Полтавской битвы царь пожаловал ему свой портрет, а в следующем году произвел в графское достоинство, правда, без передачи титула потомкам, которые получили его только в царствование государя Александра Павловича. В 1711 г. одним из царских указов было повелено считать Никиту Моисеевича Зотова одним из «верховных господ» в государстве, наравне с А. Д. Меншиковым, Ф. М. Апраксиным, Г. И. Головкиным и П. П. Шафировым. В том же году князь Зотов был назначен государственным фискалом с чином тайного советника.
И этот государственный человек играл важную роль в деятельности «Всешутейшего, Всепьянейшего и Сумасброднейшего собора». Здесь он с 1 января 1692 г. носил титулы «князя-папы», «архиепископа прешпурского, всея Яузы и Кокуя патриарха», а также «святейшего и всешутейшего Иоаникиты».
В 1714 г. царь решил женить Зотова (тот был вдовцом и имел от первого брака троих сыновей) на вдове Анне Еремеевне Стремоуховой, урожденной Пашковой. Потешную свадьбу назначили в доме Г. И. Головкина 16 января 1715 г.
В день свадьбы, после трех пушечных выстрелов, мужчины съехались в дом графа Головкина, а женщины с императрицей и другими царственными особами – в дом «князь-игуменьи» Дарьи Гавриловны Ржевской, находившийся по соседству с домом жениха. Оттуда шествие направится в церковь. Знатные особы поехали в санных экипажах, обрученная чета шла пешком, поддерживаемая четырьмя старцами. Впереди, в качестве «скороходов», выступали четыре тучных и неповоротливых мужика.
Жених был в кардинальском одеянии, гости обряжены в одеяния лютеранских пасторов, католических епископов, рыцарей, рудокопов, китоловов, рыбаков, скороходов и пр. Также были представлены одеяния китайцев, американцев, японцев, армян, лопарей, турок и т. д. Сам царь шел в матросском платье. Вся эта публика играла на барабанах, дудочках, медных тарелках, флейтах, свирелях, трещотках и разных подручных инструментах. Весь этот шум сливался с колокольным звоном. Для венчания выписали из Москвы 90-летнего священника Архангельского собора.
