Л. Ю. Эренмальм писал: «…в русской слободе (на Городовом острове. – Б. А.) живут только русские и финны, но не иностранцы, разве что иностранные министры или пленные, которым пришлось перебраться сюда из немецкой слободы». Современник же Эренмальма шотландец Питер Генри Брюс отмечал, что «все купцы» селятся на Городовом острове, севернее же «живут азиатские купцы, а именно армяне, персы, турки, татары, китайцы и индусы».
На Васильевском острове между Большой Невой и Малой Невой велась застройка усадьбы А. Д. Меншикова, от которой по трассе нынешнего Большого проспекта к заливу вела широкая просека.
На Выборгской стороне дома стояли только по течению Невы. Рядом с деревянным Сампсониевским собором находилось первое в Петербурге христианское кладбище.
На левом берегу Невы стояло Адмиралтейство, окруженное земляным валом. На участке нынешнего здания Сената в 1706 г. построили Австерию, постоянными посетителями которой стали служители Адмиралтейства. На месте нынешнего Александровского сада находился пустырь, отведенный под городское пастбище. На части пустыря начали строительство деревянного собора, освященного в память Святого Исаакия Далматского. Далее располагались дома служащих Морского ведомства и жилища иностранцев. Большинство домов было построено из тонких бревен, обмазанных глиной (мазанки), крыши которых покрывались дерном. Далее, за речкой Мьей, начинался лес, и лишь вдоль трассы, ведущей к Московско-Новгородскому тракту (ныне Лиговский проспект), встречались отдельные группы деревянных строений.
П. Г. Брюс писал, что рядом с Адмиралтейством имеют жилища лишь «люди занятые на строительстве кораблей, а также офицеры и матросы флота», а вверх по Неве «выше Адмиралтейства находится Иноземная слобода, или иностранный город, где живут все иностранцы из Европы; тут есть несколько протестантских и один католический молитвенный дом».
Одной из главных проблем города тогда было снабжение его продовольствием, в первую очередь хлебом. Ведь Петербург располагался на разоренной войной окраине государства, на большом расстоянии от районов, производивших хлеб. Доставка хлеба сюда услож нялась наличием порогов (Мстинских, Свирских, Волховских, Невских и прочих), а также бурями на Ладожском озере, где погибала значительная часть шедших с продовольственными грузами судов. Поэтому цены на продовольствие в Петербурге были высокими, а запасы хлеба для выдачи его казенным людям доходили до критической отметки. Датский посланник Юст Юль писал в 1710 г.: «…в Петербурге все было дорого, а съестных припасов порой и вовсе нельзя было достать… Большого труда и издержек стоило мне добывать необходимое на каждый день продовольствие». И это пишет дипломат высокого ранга. А что же происходило с людьми, менее обеспеченными финансово?
Все это происходило на фоне отвратительного климата и общей неустроенности. Вот как описывал эту ситуацию немец (человек далеко не южный) Гебенс в 1710 г.:
«Климат этой местности и зимой, и летом очень суров, холоден, с ветрами, туманами, дождем или снегом и вследствие многочисленных болот весьма нездоров. Обыкновенно свыше полугода длится постоянная морозная зима (обычную для Германии зиму в сравнении с нею можно было бы счесть настоящим летом), а в остальное время, помимо июня и июля, по большей степени стоит апрельская и осенняя погода. Поэтому жителям приходится одеваться в теплые одежды или шубы и сапоги. Ведь если один только день идет дождь, то пешком уже нигде не пройдешь, повсюду застреваешь в грязи».
Впрочем, Гебенс не описал еще одной климатической особенности места, на котором заложили Петербург, – наводнений. Существует предание, что перед основанием города на Неве некий финский крестьянин отговаривал государя от этой идеи: «Государь, вы не должны строить здесь город. Рано или поздно, если не сами вы, то наследники ваши раскаются в этом. Через каждые десять или по большей мере двадцать пять лет в этом месте бывают такие страшные наводнения, что после них не остается в целости ни одно строение».
Перебои с продуктами, некомфортный климат, тяжелые условия труда – все это породило миф о «городе, построенном на костях». Прежде всего о создании этого мифа позаботились иностранцы. Так, швед Эренмальм написал, что при строительстве Петербургской крепости в 1703–1704 гг. «было погублено свыше 50–60 тысяч человек». Датчанин Юст Юль отметил, что при сооружении Петропавловской крепости «от работ, холода и голода погибло, как говорят, 60 000 человек». Француз Обри де ла Мотрэ в 1726 г. написал, что в Петербурге погибло 80 000 строителей. Немец Фридрих-Христиан Вебер сообщил, что в первые годы строительства Петербурга «погибло едва ли не сто тысяч человек». Много негативной информации на эту тему выдали и петербургские переселенцы-новоселы, которых сорвали с насиженных мест и заставили осваивать пустынные невские берега. Как правило, цифры погибших при строительстве Петербурга людей не подтверждались никакими документами, и со временем появилось определение «как известно, при возведении Петербурга погибло множество народа». Однако до сих пор не опубликованы архивные сведения о высокой смертности среди жителей города в первые годы его существования (если они вообще существуют). Так же нет сведений о массовых захоронениях (отдельные братские могилы встречаются) людей в тот же период существования города от ученых, производивших археологические раскопки на территории города. По мнению некоторых исследователей, за период с 1703 по 1717 г. в Петербурге погибло не более 4–5 тысяч человек.
Столица
Почти во всех публикациях, посвященных ранним годам Санкт-Петербурга, датой становления города столицей России указывается 1712 г. При этом не сообщается источник, на основе которого делается это утверждение. Встречаются публикации, в которых указано 19 мая 1703 г., когда Петербург якобы был провозглашен российской столицей, опять-таки без указания на исторические источники. В широко известном замечательном труде В. В. Мавродина под названием «Основание Петербурга» сказано: «Временем окончательного признания Петербурга столицей России следует считать 1712 год». При этом не даны аргументы, на базе которых строится это утверждение.
М. Томчин, автор очерка под названием «Здравствуй, новая столица», помещенного в сборнике «Россия в эпоху Петра Великого. Путеводитель путешественника во времени», пишет:
«После полутора лет раздумий в мае 1712 года Петр окончательно переносит свой двор в парадиз, который теперь на всех картах, схемах и указателях именовался не иначе, как „столичный град Санкт-Питербурх“».
Здесь опять встречается майская дата без указания источника. Но главное, не дано пояснение, что собой представлял этот двор. По сути, двора к 1712 г. как такового у государя Петра Алексеевича не было. Двор в общепринятом понятии этого слова создавался после 1721 г., когда государь стал императором. Представители царского двора, доставшегося ему от предшественников, государю в Петербурге были не нужны. Называть же новый город столицей из-за того, что сюда прибыли несколько придворных чинов, исполнявших функции слуг, государь вряд ли стал бы.
Дореволюционный автор книги «Очерки из истории Петра Великого и его времени» С. Князьков следующим образом объяснял, почему Петербург стал столицей в 1712 г.: «Петр решил, что новый город будет его столицей. В 1710 г. в Петербург приехала гостить семья царя; с 1712 г. она живет там постоянно». Другой, тоже дореволюционный автор книги «Сказ о Санкт-Питербурхе» М. А. Гусева вторила ему:
