– Я отправляюсь в свое последнее путешествие.
Я совершаю огромный прыжок в темноту.
Томас Гоббс, английский философ
Я очнулся на полу, надо мной нависал Леонтьев.
– Ну что, очнулся? С мастером спорта решил подраться, козел! – я попытался встать, он слегка пнул меня ногой в живот. – Ну что, придурок, где Марину спрятал?
Я, покачиваясь, поднялся на ноги, голова болела. Сколько я пролежал в нокауте, рефери не отсчитывал: может, десять секунд, может, десять минут. В прихожую из комнаты вышел Шнур.
– Нет ее, – доложил он Леонтьеву, потом посмотрел на меня и деловито спросил:
– Где Марина?
– Откуда я знаю, – ответил я. Драться уже не хотелось, шумело в голове, в теле появилась слабость, я еле стоял на ногах.
– Ну что, берем? – спросил Леонтьев. – Притащим к нам, пару пальцев отрежем – он быстро заговорит. Одно яйцо отрежем… А ты чего испугался, люди, бывает, и с одним живут.
– Чего вы от меня хотите? – спросил я, глядя на Шнура. Я понимал, что, как ни хорохорится Леонтьев, главный здесь не он.
– Мы хотим знать, куда от тебя отправилась Марина? – сказал Шнур, глядя на меня спокойными глазами. – Ты понял меня, или дать тебе?
– Что тут непонятного? – ответил я еле слышно, преодолевая головокружение и понимая, что мы разыгрываем сейчас с ним какую-то сценку из какой-то другой жизни.
Я начал постепенно приходить в себя после удара и искал глазами что-нибудь потяжелее, чтобы срубить Шнура, ну, а уж с Леонтьевым я как-нибудь справлюсь.
– Ну! – Шнур несильно толкнул меня в живот кулаком. – Где Марина?
– Я уже говорил, что не знаю. Она ушла утром, куда – не сказала. А вы, наверное, не знаете, что вас милиция уже разыскивает. Так что лучше вам выпустить Татьяну Владимировну.
– Милиция! – в глазах Леонтьева вспыхнуло недоумение. – Какая милиция? Ты же говорил, – он повернулся к Шнуру, – ты же говорил…
Значит, они боятся милиции.
– Да, в милиции уже заявление… – попытался продолжить я, но задохнулся, выпучил глаза и, схватившись за живот, согнулся в три погибели.
Хотя и несильный, но точный удар в солнечное сплетение прервал мою зажигательную речь.
– Знаешь, что мы сейчас сделаем? – надо мной согнулся Шнур и зашептал прямо в ухо: – Мы сейчас отвезем тебя к нам в офис, и ты будешь медленно мучительно умирать. Мы будем сверлить тебе зубы, жечь тело хабариками, мы будем бить тебя электрическим током и кулаками, потом мы кастрируем тебя… тебе уже это не нужно, выколем глаза, отрежем уши, а потом такого чудика выкинем в канал Грибоедова. И смерть будет для тебя великим удовольствием, какого ты не испытывал никогда.
Я слышал его, словно бы сквозь муть, как будто из репродуктора бубнил какой-то актер, которого можно слушать, но не воспринимать. Я не верил, не хотел верить, что говорят это мне лично и что все это может случиться со мной… и совсем скоро случится.
– Я не знаю, где девушка, – упрямо проговорил я, выпрямляясь, глаза между тем искали какую-нибудь удобную тяжесть, чтобы дать Шнуру по башке. Смерть попсе! Но тело после побоев было еще слабым.
– Ну, значит так, кент, – вступил в разговор Леонтьев. – Мы либо везем тебя пытать и убивать, либо ты нам сейчас же говоришь, где эта мерзкая девчонка. Ты понял? – истерично взвизгнул Леонтьев.
– Я понял, – нахально глядя ему в глаза, ответил я. – Но почему я должен знать, где моя соседка?
– А вот я тебе, сволочь, сейчас напомню!
Шнур хотел залепить мне затрещину, но тут мелодией из фильма «Бригада» зазвонил сотовый телефон. Шнур достал трубку из кармана.
– Слушаю. Ну да, конечно… Ну, дали немного… да, слушаюсь! Понял, понял, понял…
Он отключил телефон и положил обратно в карман.
– А действительно, почему он должен знать, где его соседка? Где жена – должен знать, а соседка – не обязательно, – сказал Шнур вдруг переменившимся доброжелательным тоном и даже улыбнулся и похлопал меня по плечу.
– Почему должен знать? – проговорил Леонтьев ехидным голосом, глядя на Шнура. – Непонятно.
– Не знаю, – пожал тот плечами. – Может быть, и действительно зря человека мучаем.
– А если б знал, наверное, сказал бы сразу… – глумливо, как мне показалось, поддержал его Леонтьев, пожимая плечами.
– Так, значит, все-таки не знаешь? – ласково спросил Шнур, вплотную приближаясь ко мне.
Я помотал головой и подумал: «Сейчас будут бить».
– Ай-ай-ай, запачкался, – ласковый Шнур отряхнул у меня с плеча пыль. Я напрягся, ожидая удара. Вот сейчас, шепча ласковые слова, двинет в челюсть или в солнечное сплетение. Леонтьев тоже подошел, отряхнул мне другое плечо, не для чистоты – для подхалимажа и издевательства.
Шнур открыл дверь, и они вышли на лестницу. «Значит, в офис повезут, – пронеслось в голове, – будут мучить по полной программе». Но нет, как будто они и не собирались брать меня с собой. Я не понимал, что происходит. Только что душегубы пугали меня зверскими пытками, а сейчас так преспокойненько уходят.
Уже на лестнице, прежде чем закрыть за собой дверь, Шнур повернулся ко мне с улыбкой:
– Вы уж извините, если что не так. Мы же вас даже и не били, так, слегка…
Дверь закрылась. Я стоял несколько минут перед закрытой дверью в полной растерянности. Что делать, куда бежать? Что значил этот странный приход, так угрожающе начавшийся и закончившийся так благополучно, если, конечно, не считать разбитой губы?
Проклятие! Они ведь, наверное, пошли к Марине. Я же ее домой послал. Дурак!.. Она одна сейчас в квартире, и им ничего не стоит…
Я бросился в комнату к книжному шкафу и, торопливо сталкивая с книжной полки книги, полез в дальний его угол. На пол полетели Достоевский, Булгаков, Попов и Мелихан. Я вытащил оттуда старинную металлическую коробку и открыл ее. В коробке лежал газовый пистолет. Конечно, я понимал, что газовый пистолет – это не всерьез. Но во всяком случае им можно было защитить себя… Ну и, главное, конечно, Марину: именно ей грозила сейчас опасность.
Я проверил магазин, сунул пистолет за пояс, надел пиджак. Ну держись, попса! Бросился к телефону, чтобы предупредить Марину, но понял, что поздно. Подошел к входной двери, приложив к ней ухо, для начала послушал лестничную тишину, потом тихонько открыл замок и, бесшумно ступая, через ступеньку бросился вверх по лестнице.
«Телефонный звонок, – размышлял я, поднимаясь по лестнице. – Они ушли, потому что кто-то позвонил. Возможно, им передали, что Марина находится в квартире, чтобы они немедленно шли туда, а меня оставили в покое… Возможно, и так. Иначе навряд ли они оставили бы меня без пытки. Как я мог усомниться в правдивости Марины. Вот дурак! С какой стати ей было выдумывать, что мать украли! Может быть, они имитировали обыск в ее квартире, чтобы сбить милицию с толку». Все вставало на свои места.
