– Возможно, я уступлю вам несколько своих препаратов, ваше величество, – сказал он, учтиво поклонившись. – А сегодня хочу пригласить вас на лекцию по анатомии.
Этот предложение несколько смягчило отказ Рюйша, и царь согласился посетить лекцию знаменитого анатома. Лекция привела Петра в восторг, и в дальнейшем все то время, сколько Петр оставался в Амстердаме, он посещал все лекции Рюйша и часто являлся к нему в кабинет полюбоваться на уродов.
Коллекция Рюйша перевернула что-то в душе и мировоззрении молодого Петра. Он начал задумываться о мире уродов, мечтать об их собрании в одном месте – на его родине, в России. Тогда-то у него и созрело решение во что бы то ни стало купить коллекцию анатома Рюйша.
Рюйш нередко приглашал Петра на анатомические вскрытия. В одном из госпиталей Амстердама, в комнате, где Рюйш проводил вскрытия, имелась потайная дверь, через которую и проникал Петр – большой охотник до подобных зрелищ. О готовящемся мероприятии уведомлял царя специально приходивший от Рюйша человек, и Петр, бросив все прочие дела, спешил на вскрытие. Чтобы не портить отношения со всемогущим государем, Рюйш уступил ему несколько препаратов. Но мечтой Петра все ж таки осталась покупка коллекции монстров.
Вернувшись в Россию, Петр не забыл о коллекции и в 1701 году прислал Рюйшу несколько редких пресмыкающихся и насекомых. Рюйш в ответ дал ряд ценных советов, как лучше сохранять червяков, бабочек и прочую мелочь.
С этого момента жизнь Фредерика Рюйша сильно переменилась. Перемена эта касалась не внешней стороны. Он все так же каждое утро отправлялся в мастерскую, имел большую врачебную практику, читал лекции по анатомии, присутствовал на казнях преступников, отвечал на письма… Внешне, казалось бы, все оставалось, как прежде, но жизнь лишилась былого покоя и определенности. Как бы невзначай царь Петр все время давал о себе знать. Регулярно от него появлялись какие-то люди, вновь поднимали вопрос о продаже коллекции… и как будто за Рюйшем начали не то что следить, а приглядывать. Подозрительные личности шныряли возле дома, подкупали слуг, чтобы они доносили третьим лицам о его переговорах и частной жизни. Рюйш стал плохо спать, даже движения его во время изготовления препаратов стали не столь точны…
Бывало, когда ночные страхи становились особенно нестерпимы, с канделябром в руке он поднимался на второй этаж и ходил там по залам среди склянок с заспиртованными монстрами, забальзамированными детьми и взрослыми. У каждого из них была своя судьба. Эту крошку со вторым лицом звали Матильдой – Рюйш всегда спрашивал имя младенца у того, кто приносил его и, если такового не было, давал имя сам… Он помнил всех их поименно и даже кого кто принес. Этого принес крестьянин, этого – трубочист. Никогда не спрашивал, откуда их принесли – только имя. Иногда, блуждая по ночным залам своего музея, Рюйш вдруг особенно отчетливо начинал понимать, что коллекцию нельзя оставлять в Голландии. Уроды должны уехать в Россию.
Работа детских рук
Шли годы. Слава Рюйша росла, он был избран членом Немецкой академии, Лондонского научного королевского общества и Парижской академии наук. Но с не меньшим рвением он читал лекции, писал труды по анатомии, занимался бальзамированием, спиртованием трупов и, конечно, собиранием монстров. И каждый раз, когда он вспоминал Петра, его перекошенное тиком лицо, ему становилось жутко. Но с годами образ выцвел и выветрился.
За годы городских слухов не стало меньше – наоборот, чем известнее становился Рюйш, тем больше слухов о нем появлялось. Говорили, например, что у забальзамированных препаратов продолжают расти ногти и волосы, что по понедельникам, когда кабинет редкостей для посетителей закрыт, экспонаты посещает цирюльник и словно бы у этого цирюльника, как клялись очевидцы, рога и хвост. Говорили, что он забальзамировал собственного сына, умершего от горячки, но не выставляет его в общие залы, а держит в шкафу и любуется, только оставшись в одиночестве; что забальзамированных детишек и взрослых Рюйш выпускает побегать только ночью, когда никто не видит. Некоторые клялись, что видели препараты Рюйша расхаживающими по базарной площади не только ночью, но даже днем. Что тут было правдой, что выдумкой – неизвестно. Сам Рюйш не обращал на них внимания.
Но когда в Амстердаме объявился доктор Арескин из России и явился к Рюйшу с предложением продать коллекцию уродов, он снова затосковал. Анатом понимал, что придет время, и он все равно будет вынужден продать коллекцию Петру… Почему именно российскому монарху? Он, пожалуй, не смог бы ответить. И дело было даже не в деньгах – дело было в том неотвратимом взгляде Петра, который Рюйш помнил долгих двадцать лет… и вновь Арескину было отказано, но не так прост был доктор Арескин, недаром именно ему Петр поручил вести переговоры о покупке коллекции: он был хитер как лис. Теперь Рюйш уже точно знал, чей человек все время торчит возле его дома, кто подкупает слуг, чтобы они доносили о его переговорах, кто не дает ему ступить шага без надзора.
Опасения, что коллекцию кто-то может перекупить, были небеспочвенны. Рюйш нередко получал предложения от частных лиц и от различных европейских дворов о продаже коллекции частями или целиком. Оттого и надзор за ним был установлен, чтобы вовремя расстроить любую сделку. А если и не удастся расстроить, то решить вопрос любым, каким угодно способом. В этом российский государь развязывал Арескину руки.
Глава 13. Утро вечера мудренее
Последние слова:
– Критон, мы должны Акслепию петуха.
Так отдайте же, не забудьте.
Сократ
Утром я проснулся рано, в одиннадцать часов – для меня это рано, потому что проспал всего три часа, а потом лежал в постели и мучился. Мучила совесть, мучила любовь, мучил сюжет романа, мучили две мухи, садившиеся на лицо, мучила духота… Мучило все, что могло мучить.
Надев халат, я вышел в кухню. Марина не спала – удивительная девушка, как зомби, – я вообще не видел, чтобы она когда-нибудь спала.
– Как хорошо, что вы проснулись. Вы по утрам студень едите?
– Я ем его всегда, – улыбнулся я, борясь с сильным желанием обнять и поцеловать девушку.
Зазвонил телефон. Я поднес трубку к уху.
– Позовите, пожалуйста, Марину, – попросил мужской голос. Я насторожился.
– Какую Марину? Вы не туда попали.
– Я вчера заходил, дома ее нет, значит, она у вас. Не заставляйте меня говорить вам гадости.
– Что, это меня? – подошла Марина, встревоженно глядя на меня.
– Да, тебя, – я протянул трубку.
– Ну чего ты звонишь! – злобно закричала она в трубку. – Я же тебе сказала: между нами все кончено, – прижимая трубку к уху, она пошла в свою комнату и притворила дверь. – Да, люблю! – слышал я уже приглушенно. – Да, не хочу, никогда!..
