– Откуда я могу знать, что вы продадите мне настоящий рецепт? – спросил недоверчивый Арескин, странный разговор настораживал.
– Вы обратились ко мне, а не я к вам. У меня будет одно условие.
– Какое же?
– Я продам тайну бальзамирования только вашему государю лично.
– Нет, об этом не может быть речи, – категорически проговорил Арескин. – Эти переговоры вы будете вести только со мной.
– Ну, тогда наша сделка не состоится, – мгновение подумав, заявил человек. – Это обязательное условие.
– Но это невозможно.
– Иного пути приобрести секрет Рюйша у вас нет. Кроме того… – он замялся, – кроме того, найдется много желающих, которые будут более сговорчивы. Подумайте. Я буду ждать ответа.
Он отдернул занавеску, высунулся в окно и велел кучеру остановиться.
– Я вас больше не задерживаю, – сказал он Арескину, и тому ничего не оставалось, как выйти из кареты.
Доктор оказался возле той самой корчмы, от которой отъехал час назад. Арескин был в недоумении – он так и не узнал, с кем разговаривал в карете, был ли это главный слуга Гуго или подставное лицо… возможно, это мошенничество. Предложение незнакомца поставило Арескина в тупик. Даже мысль о том, чтобы сам российский царь вел переговоры со слугой о тайной продаже секрета бальзамирования, была сама по себе чудовищна. Нет, никогда царь Государства Российского не опустится до переговоров с ворами.
Но Арескин все ж таки рискнул написать по этому поводу письмо государю, пряча смысл за витиеватостью слога. Какова будет его реакция, доктор даже вообразить себе не мог. Он ждал худшего.
Вскоре пришел ответ, изумивший доктора: государь готов был встретиться с этим человеком в свой приезд в Голландию. Арескин сообщил о согласии Гуго.
Встреча их состоялась в 1717 году в первый же день по приезде Петра в Амстердам. Она проходила в небольшой гостинице, куда Петр приехал инкогнито. Как оказался там Гуго, никто не знал. Главный слуга пробыл с государем около получаса, беседовали они наедине. Спустя полчаса Петр поспешно уехал. О чем говорили между собой российский царь Петр Первый с главным слугой Гуго, и состоялась ли покупка тайны бальзамирования, никому доподлинно неизвестно. Но сам доктор Арескин, организовавший эту встречу, вскоре умер при довольно загадочных обстоятельствах.
Глава 15. Тайны в могиле не было
Последние слова перед тем, как его удавили:
– Что я сделал?
Павел I
Амстердам, год 1717
На продажу коллекции Рюйш решился только в 1717 году, когда Петр Первый вновь приехал в Амстердам, через девятнадцать лет с начала первых переговоров.
Петр был уже не тот любознательный и доверчивый юноша. Это был государь, полководец, царь могучего государства. Все переговоры и торг о продаже коллекции велись заранее с доктором Арескиным, и, когда Петр приехал в Амстердам, вопрос был решен. Рюйшу исполнилось к тому времени уже семьдесят девять лет, но он был еще полон сил и энергии. Поначалу речь шла только о продаже коллекции уродов. Но Рюйш соглашался продавать только всю коллекцию разом, и после долгих переговоров коллекция наконец была куплена за 30 000 гульденов, что по тому времени было громадной суммой, на которую можно было построить военный корабль с полным снаряжением.
Доктор Арескин настаивал на открытии Рюйшем секрета бальзамирования трупов. Но Рюйш запросил за свою тайну непомерно высокую цену, и секрет его не был приобретен.
Вот что писал сам Фредерик Рюйш по поводу продажи коллекции и тайны бальзамирования своему другу:
«Что касается до цены, я весьма ошибся в положенной собранию моему сумме и даже неразумно поступил: потребовал только 30 000 гульденов. Если бы мне попросить сначала 60 000 гульденов (чем всяк ценит мое собрание), то, по крайней мере, дали бы мне 40 000. Но как уже дело исполнено, то, храня честность, от данного слова не отрекаюсь. Сверх сего господин Арескин требует, чтобы я открыл ему известную одному только мне тайну приготовлять и сохранять анатомические вещи и умощать мертвые тела. Ибо у кого я о сем ни спрашивал и сколько ни выведывал, никто подлинно того не разумеет. Господин доктор Блументрос, прибывший недавно из Парижа и живший там у господина анатомика дю Верноа, говорит, что все сего славного мужа в оном деле знание маловажно для того, что все его препарации ненадежны. Я не стыжусь сказать: хотя бы кто вместо всего добра имел одно только мое о сем знание, тот бы, по моему мнению, был довольно богат и мог бы спокойно прожить свой век. Итак, ежели господин Арескин отменит одно сие требование, на все прочее я согласен. Я, невзирая на свою старость, научить одной сей тайне не менее чем за 50 000 гульденов соглашуся. Не думайте, чтобы я все сие нашел без дальних трудов. Я вставал каждое утро в 4 часа, издерживал на то все свои доходы и при всем том часто отчаивался об успехе, употребил на то не одну тысячу трупов, не только свежих, но и таких, которые уже на точение червям досталися, а через то многим подвергал я себя опасным болезням. Пускай господин Арескин покупает у других все, что изволит; только он после крайне о сем раскаиваться станет, если в сохранении поступлено не по моему способу, на изыскание которого положил я почти всю свою жизнь, не вкушая никаких веселостей сего света, да и теперь еще тружуся денно и ночно. Блаженной памяти римский император Леопольд за открытие тайны умащать мертвые тела предлагал мне 20 000 гульденов, и мы совсем было уже согласилися, но договор наш кончиною его пресекся. Впрочем, я желаю его царскому величеству, паче нежели другому государю, владеть моим собранием потому, что между его величеством и мною издавна продолжается усердие; ибо, как я имел честь видеть его величество в доме моем, соизволил он подать мне руку и сказать: „Ты еще старый мой учитель“».
Ввиду загадочной и скоропостижной смерти доктора Арескина в Россию доставить коллекцию Рюйша, состоявшую более чем из двух тысяч экспонатов с подробным описанием в десяти каталогах было поручено архиятеру Блюментросту – в будущем первому президенту Российской Академии наук. В этом же году она и была перевезена в Петербург.
После продажи своей коллекции, которую он собирал всю жизнь, семидесятидевятилетний Фредерик Рюйш затосковал. К тому времени сын Генрих уже умер, дочь Рахиль стала известной художницей, членом академии в Гааге, и Рюйш чувствовал себя одиноким. Вся его жизнь, весь смысл уплыл на корабле в Россию. Он блуждал по опустевшим комнатам в унынии, оглядывая пустые полки. Нужны ли были ему теперь эти огромные деньги? Он не любил шумных балов, радостей и удовольствий, которые сулили деньги. Теперь он мог доживать остаток дней в роскоши… Но не это было ему нужно: он любил работу, он обожал коллекцию уродов, которую собирал всю жизнь. Это был финал и, как оказалось, крах всей жизни великого анатома Фредерика Рюйша. Дальше весь остаток дней его преследовали неудачи. Он вынужден был охранять самое дорогое, что у него осталось в этой жизни, – свою тайну.
