В те времена считалось, что казненные преступники не имеют права на христианское погребение, и анатомы со всего Амстердама, радостно потирая руки, растаскивали покойников по своим кабинетам. В этом была и назидательная сторона: каждый преступник знал, что после казни тело его будут препарировать при большом скоплении народа, после чего части его с вывороченными внутренними органами выставят на всеобщее обозрение или, выварив в большом чане, смастерят скелет и усадят верхом на свинью в назидание другим преступникам на веки вечные. И этот посмертный позор должен был уберечь многих от совершения преступления… но не уберегал.
Не столько сами вскрытия увлекали Фредерика – он нарезался покойников еще в университете, – сколько работа над изготовлением демонстрационных препаратов и изобретением снадобья, которое могло бы сохранять плоть от разложения, чтобы препараты могли долго храниться, радуя глаз. Этому он посвящал все свое свободное от врачебной практики время. Фредерик целыми днями пропадал в мастерской, пытаясь разгадать секрет бренности плоти, проводя множество экспериментов, препарируя сотни трупов казненных и жертв преступлений. Рюйш вставал в четыре часа утра и, засучив рукава, трудился над трупами, чтобы продлить им жизнь. Вернее, дать вторую жизнь уже в виде препарата в своем музее. Покойники даже снились ему по ночам. Он экспериментировал.
Многие анатомы Европы изобретали способы консервации человеческого тела и изготовления музейных препаратов. Свои открытия они держали в строжайшей тайне, ведь это было и средство обогащения. Забальзамированных покойников и их части выставляли напоказ за деньги, а также их охотно приобретали любители редкостей. В то время это был хороший бизнес, и, как всякий прибыльный бизнес, он подразумевал большую конкуренцию. Нередко анатомы нанимали воров для того, чтобы они выкрали секрет у более удачливого коллеги, подожгли его дом или уничтожили препараты. Казненные, мертвые дети, уроды стоили хороших денег. Те анатомы, кто не сумел, как Фредерик Рюйш, пристроиться к эшафоту, вынуждены были платить немалые деньги могильщикам, которые ночью тайно выкапывали тела недавно погребенных. Власти преследовали похитителей мертвецов. Их казнили как воров, и их тела, в свою очередь, поступали на этот анатомический конвейер, но процесс было уже не остановить. Публика как с ума посходила – она жаждала острых ощущений и она их получала.
Глава 4. Положение безнадежно
Последние слова:
– Академик Павлов занят. Он умирает.
Иван Павлов
Я проснулся от запаха кофе. Первая мысль, пришедшая мне в голову: кто может готовить в моей квартире кофе? Неужели жена вернулась? Припомнился вчерашний вечер. Над романом я просидел до пяти утра, и неудивительно, что проснулся только в двенадцать. Захотелось кофе и почему-то яичницу. И тут, как по щучьему велению, дверь открылась, и в комнату вошла Марина. На ней был голубой шелковый халатик, в руках она держала поднос, на котором стояли чашечка кофе и тарелка с яичницей.
– Я приготовила вам завтрак, – сказала она, ставя поднос мне на одеяло.
– Спасибо, конечно, за заботу. Но лучше бы мне помыться сначала.
Я смотрел на нее спросонья другими глазами, утренними, не так, как вчера.
Да и не было сегодня на ее лице идиотского вечернего макияжа, и вымытые причесанные волосы выглядели совсем не так тошнотворно. А она вроде ничего.
– Знаешь что, Мариночка, ты давай отнеси это в кухню, – я поднял поднос и протянул ей. – Спасибо тебе за воплощение американской мечты, но я сейчас помоюсь и приду. Договорились?
– Как скажете, дядя Сережа.
Она покорно взяла поднос и вынесла из комнаты, я проводил ее взглядом…
Тьфу ты, черт! Уже три недели, как уехала жена, неудивительно, что на молодежь заглядываешься. Я резво вскочил с постели, надел халат и пошел умываться.
– … Сейчас я позвоню начальнику нашего отделения милиции, – сидя за завтраком, говорил я. – Он мой старый знакомый. Я выясню, как идет расследование похищения и что нам с тобой делать.
– Я думаю, не нужно звонить в милицию, – задумчиво проговорила Марина, помешивая ложкой в чашечке с кофе. – У них наверняка еще никаких сведений нет. Вы же знаете, как работает наша милиция. А завтра видно будет.
– Нет, Марина, сидеть сложа руки нельзя: неизвестно какие подонки выкрали твою мать.
– Дядя Сережа, а о чем ваша новая книга?
– Моя книга… Она о великом голландском анатоме Фредерике Рюйше, кстати, он открыл лимфатическую систему. Но особую известность ему принесли опыты с бальзамированием…
– Как интересно! – подперев подбородок кулачком, Марина с восторгом уставилась мне в глаза. – А расскажите, что там будет.
Я посмотрел в ее голубые, как небо, глаза и словно протрезвел. Я вдруг понял, что Марина нарочно выводит меня на рассказ о моей новой книге. Ведь любого писателя стоит только слегка подтолкнуть к теме, на которую он пишет, и его уже не остановить. У нее явно было что-то на уме. Что-то она скрывала.
– Я, кажется, слышала о Фредерике Рюйше, но где, не помню. Может, в школе проходили…
– Знаешь что, Марина, ты помой посуду, а я пока в милицию позвоню, – сказал я, поднимаясь из-за стола.
Я вышел в прихожую, взял трубку и пошел к себе в кабинет. Включив ее, обнаружил, что трубка не работает. Я вернулся к базе, подергал, потряс ее – телефон безмолвствовал.
– Марина, ты сегодня никому не звонила? – спросил я, входя в кухню с трубкой в руке.
– Нет. А что – телефон не работает?
– Почему-то молчит, – ответил я, глядя на то, как девушка моет посуду.
– Бывает. Может быть, отключили, у нас часто отключают.
– Может быть, – сказал я, выходя из кухни.
В прихожей я достал из внутреннего кармана куртки сотовый телефон, на ходу набирая номер отделения милиции, прошел в свой кабинет и закрыл за собой дверь.
– Здравия желаю, Николай Николаевич, – поздоровался я, услышав на другом конце провода знакомый голос. – Как жена, дети?.. Ну чудно, чудно. Да нет, пока ничего не выходило, сейчас новый роман пишу. Слушай, я ведь звоню по поводу похищения моей соседки из сто восьмой квартиры. Тут у меня ее дочка волнуется. Что-нибудь новенькое появилось?.. Как какого похищения? Тебе что, не доложили? Вчера дочка ее милицию вызывала, из вашего отделения приезжали, допросили ее… Как ничего не слышал?!. Тут, может, недоразумение. Ладно, извини за беспокойство. Наверное, это я что-то напутал… Да нет, нет, все нормально. Не нужно никакой машины. Ну давай, обнимаю, дорогой. Созвонимся. Привет семье!
Я отключил телефон и минуту смотрел на него.
– Вот, значит, как! Старших обманывать нехорошо…
Я решительно рванул дверь. За дверью стояла Марина и молча смотрела на меня своими невинными голубыми глазами с удивительно четко очерченными зрачками.
