– Он ест всамделишное мясо, – ответил врач. – Вы это видели, это видели другие.
– Верно, – сказал Яхин-Боаз. – И мясо – это я.
– Ну да, – подтвердил врач. – А потому давайте не будем мелочиться, всамделишен он или нет. Он способен причинить всамделишный урон. Он – в самом деле задача, которую так или иначе нужно решать.
– Как? – спросил Яхин-Боаз, взглянув на часы. Он платил за пятьдесят минут консультации, и десять минут из них уже истекли.
– Постарайтесь припомнить ту ночь, после которой вы впервые увидели льва, – сказал врач. – Ничего вообще не приходит на ум? Какие-нибудь сны?
– Ничего, – ответил Яхин-Боаз.
– А тем днем?
– Ничего.
– На работе тоже ничего? По телефону вы сказали, что работаете в книжном магазине.
– В книжном ничего не случилось. В другой лавке, правда, был дверной упор в виде льва, в моей собственной лавке, где я продавал карты до того, как приехал в эту страну.
– А что с этим упором? Что-нибудь на ум приходит?
– Мой сын сказал, что моя карта не покажет, где найти льва.
– А что с сыном?
– Его зовут Боаз-Яхин, – сказал Яхин-Боаз. – Так звали и моего отца. Тот основал дело, торговлю картами. Он сбежал от своего отца. А я сбежал от своего сына. От моих жены и сына. Мой отец говорил, что мир для того и сделан, чтобы искать и находить. Карты не дают тому, что найдено, вновь потеряться. Так говорил мой отец. Однако все найденное всегда теряется вновь.
– Что потеряли вы?
– Годы самого себя, свою мужскую зрелость, – ответил Яхин-Боаз. – Есть только одно место, и это место – время. Почему я держу у себя карту, которую обещал ему? Мне она не нужна. Я мог бы ему ее оставить. Мог бы послать ему.
– Вашему отцу?
– Мой отец умер. Сыну.
– Почему же вы ему ее не отдали?
– Я оставил ее себе, сохранил, чтобы найти то, чего так и не нашел.
– Что именно?
– Я хочу поговорить о льве, – сказал Яхин-Боаз, взглянув на часы.
Врач раскурил трубку, потратив на это, как показалось Яхин-Боазу, чуть ли не целую минуту.
– Ладно, – сказал врач из тучи дыма. – Что такое лев? Лев – то, что может вас убить. Что есть смерть?
– У нас есть время в это углубляться? – спросил Яхин-Боаз.
– Я вот о чем: что есть смерть в этом контексте? То, чего вы хотите, – или чего не хотите?
– Кому ж охота умирать? – спросил Яхин-Боаз.
– Вы удивитесь, – заметил врач. – Давайте попробуем выяснить, чем бы стало для вас ваше убийство львом.
– Конец, – сказал Яхин-Боаз.
– Было б это, скажем, для вас наградой?
– Вовсе нет.
– Было бы, ну… что противоположно награде?
– Наказание? – спросил Яхин-Боаз. – Да, наверное.
– За что?
– Мои жена и сын могли бы излагать это вам весьма протяженно, – сказал Яхин-Боаз, вновь поглядывая на часы. – А меж тем лев выжидает каждое утро перед зарей.
– Он приходит к вам в квартиру или следует за вами на работу? – спросил врач.
– Нет. Но он – где-то там, и я знаю, что он там.
– Ну да, – сказал врач. – Но вы же сами выбираете, встретить его или нет, да?
– Да.
– Так мы говорим о том, что вы боитесь выйти и встретить льва-мясоеда. Вы боитесь, что примете наказание.
– Об этом я не думал, – произнес Яхин-Боаз.
– Каких людей наказывают? – спросил врач.
– Всяких, полагаю.
– Присяжные удаляются обдумать, – сказал врач. – Присяжные входят вновь. Судья спрашивает: «Как вы находите ответчика?»
– Виновным, – ответил Яхин-Боаз. – Но откуда приходит лев? Объясните.
– Ладно, – произнес врач. – Зайду в этом, уж как сумею, далеко. Но вам следует помнить, что у меня не только нет всех ответов, но и большинства вопросов нет в том, что касается вас. Забудем о формальностях. Лев есть нечто экстраординарное, и питается ли он мясом или играет на кларнете – вопрос скорее академический.
– Он бы не убил меня кларнетом, – сказал ЯхинБоаз.
– Лев, – продолжал врач, – способен по-настоящему воздействовать на вас. Но это не страннее телевидения, к примеру. Прямо сейчас в эфире передают изображения разговаривающих, поющих, танцующих людей, возможно, там есть даже изображения львов. Будь в этой комнате телевизионный приемник, мы б увидели эти образы. Мы б могли слышать голоса, музыку, звуковые эффекты. На нас они бы эмоционально воздействовали в самом деле, хотя образы были б всего лишь образами.
– Это не вполне сопоставимо с моим львом, – сказал Яхин-Боаз. – К тому же все, у кого есть телевизионный приемник, могут увидеть передачи, о каких вы говорите. А моего льва вижу только я.
– Предположим, – сказал врач, – что вы единственная личность на свете, у которой имеется приемник, способный принимать эту конкретную передачу. – Он поглядел на часы. – Приемник вины и наказания.
Яхин-Боаз посмотрел на часы. Осталось меньше минуты.
– Но откуда приходит лев? – спросил он. – И где передатчик?
– От кого вы ждете наказания?
– От всех. – Яхин-Боаз удивился, услышав себя, как раз когда у него в уме неожиданно восстали отец и мать. Люби нас. Будь таким, каким мы хотим, чтоб ты стал.
– Покамест дойти мы можем лишь досюда, – произнес врач, вставая. – На этом нам придется остановиться.
– Но как мне выключить программу? – спросил Яхин-Боаз.
– Вам хочется? – спросил врач, открывая дверь.
– Ну и вопрос! – сказал Яхин-Боаз. – Хочется ли мне! – Но пока дверь за ним закрывалась, он уже подсчитывал стоимость ежедневного бифштекса для льва.
14
Боаз-Яхин сидел на обочине и отмечал на карте место, где его оставил водитель грузовика.
Он по-прежнему сидел там, думая о водителе грузовика, когда подъехал небольшой красный кабриолет с опущенным верхом, где играла музыка. У него были иностранные номера, а за рулем сидела красивая загорелая женщина примерно одних лет с его матерью.
Женщина улыбнулась очень белыми зубами и открыла дверцу. Боаз-Яхин сел в машину.
– Куда едешь? – спросила она по-английски.
– В порт. А вы куда? – спросил Боаз-Яхин, осторожно подбирая английские слова.
– Как когда, – отвечала она. – Я довезу тебя до порта. – И она плавно вывела красную машинку на дорогу.
После встречи с водителем грузовика Боаз-Яхин ощущал, будто его прежнее мирное состояние незнания ничего о людях счищено с него, как кожура с апельсина. Он сомневался, можно ли натянуть ее обратно. Он сидел рядом с блондинкой, и ему казалось, что все людские истории написаны у них на лицах, и прочесть их способен кто угодно. Быть может, подумал он, теперь ему удастся общаться еще и с животными, деревьями, камнями. Лев вернулся к нему кратко, словно воспоминание из самого раннего детства, затем пропал. Боаз-Яхину стало совестно оттого, что по его вине расплакался водитель грузовика.
