Роговые очки общительно уставились на него.
– Меня зовут Артур Тяг, – сказали они. – Тяг, но, надеюсь, не тягомотен, ха ха.
Кляйнцайт представился, лицом показал, что ему сейчас не особо до разговоров.
– Лазарет – прекрасное место для изучения характеров, – произнес Тяг. – Могу много чего рассказать о парне, лишь кинув взгляд. Я бы предположил, что вы писатель. Я прав?
Кляйнцайт полукивнул, полупожал плечами.
– Поэзия?
– Немного, – ответил Кляйнцайт, – время от времени.
– Я без ума от поэзии, – произнес Тяг. – Декламирую Бёрнза на шотландском диалекте. – Он протянул Кляйнцайту карточку:
АРТУР ТЯГ КОМЕДИАНТ – КОНФЕРАНСЬЕ – ЦЕРЕМОНИЙМЕЙСТЕР
СТИХОТВОРНЫЕ ДЕКЛАМАЦИИ
(В Сопровождении Фортепиано)
– За фортепиано отвечает моя жена, – пояснил Тяг. – В поэзии столько всего. «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам»
[41], ха ха. Днем я инженер-электрик, а ночью, знаете, – поэзия.
– О да, – промолвил Кляйнцайт. Он тактично застонал, показывая, что при всем интересе ему так больно, что Тягу и не снилось.
– Вы смотритесь задумчивым, – сказал тот. – «Il Penseroso», задумчивый. А мой девиз – улыбайся. «L’Allegro». Милтон, вы знаете. «Печаль-губительница, прочь!..» этсетера.
Кляйнцайт закрыл глаза, кивнул.
– Вообще-то над этим я сейчас и работаю, – продолжал Тяг. – Учу наизусть. Все время пополняю свой репертуар. Вы не против последить по книге, пока я попробую прочесть вслух, проверить, все ли у меня правильно? Я уже несколько дней собираюсь, но до сих пор попросить было некого, а декламировать стихи одному как-то глупо. – Он протянул книгу Кляйнцайту. Тот увидел, как его руки держат ее, не зная, как отпустить. Тяг уже принялся:
Печаль-губительница, прочь!
Ужасный призрак, Тьмой бездонной
В стигийской пропасти от Цербера рожденный,
Там, где лишь стон теней глухую будит ночь…
[42]Кляйнцайт задремал, проснулся от слов: «сам Орфей».
– Что такое? – спросил он.
– Что именно? – переспросил Тяг. – Я что-то не так сказал?
– Я потерял страницу, – сказал Кляйнцайт.
– Страница 333, почти в самом низу.
Кляйнцайт прочел:
Назло бытийственным досадам
Пьяни мой дух лидийским ладом
Беспечно-буйных строф своих,
И пусть широкий, плавный стих,
В самом спокойствии мятежный,
Своею точностью небрежной
Сближая дерзость и расчет,
Путем извилистым течет,
Твоих, Гармония святая,
Волшебных уз не разрывая.
Верь, сам Орфей, когда бы он
Сквозь элизийский томный сон
Услышал вдруг такие звуки,
Проснулся бы для новой муки,
Как прежде, в Орк сойти готов,
Чтоб волшебством бессмертных строф
Склонить подземного владыку
Вернуть под солнце Эвридику.
За эти блага бытия,
О Радость, твой до гроба я!
– Нашли? – спросил Тяг.
Кляйнцайт кивнул. Тяг начал сызнова с того места, где умолк, Кляйнцайт пытался отгородиться от голоса, чтобы слышать слова, которые читал. Тяг добрался до конца, голос его прекратился. Кляйнцайт перечитал строчки заново, в уме услышал голос самих слов, опьяненных лидийским ладом:
Твоих, Гармония святая,
Волшебных уз не разрывая.
Внутри у себя ощутил он паузу, как будто приподняли руку. Затем словно толстая кисть черной тушью одним совершенным взмахом вывела круг, толстый и черный на желтой бумаге. Славный, свежий, четкий и простой. Весь организм его силен был и мило ритмичен от совершенного своего здоровья. Так держать! – подумал Кляйнцайт, почувствовал, как это чувство покидает его, пока он про него думает. Ушло. Вот он опять – больной, тяжкий, немощный, напичканный «Нас-3оем», «Бацем», «УглоСпрямом», «ПереЛетом» и «Раз-Ездом». Он заплакал.
– Трогает, верно? – заметил Тяг. – Вы обратили внимание, как я протянул «вернуть под солнце» и как бы ускользнул на «Эвридике», потом пауза, чтобы повисело в воздухе, затем «За эти блага бытия» этсетера; тихо, но очень с подъемом?
– Мне тоже нужно полежать тихо какое-то время, – сказал Кляйнцайт.
– Извиняюсь, – сказал Тяг. – Не хотел вас так обременять.
– В чем гармония, – проговорил Кляйнцайт, – как не в сочленении.
Он не собирался говорить это Тягу, но ему необходимо было сказать это вслух.
– Чертовски здорово сказано, – одобрил тот. – Что это?
– Ничто, – сказал Кляйнцайт и поплакал еще.
LII. Повсюду, постоянно
Вечер. Сестра еще не на дежурстве. Тяг ушел смотреть телевизор. Кляйнцайт послушал слова, что повторялись у него в уме:
Твоих, Гармония святая,
Волшебных уз не разрывая.
Волшебные, это уж точно, проговорил он.
Ты еще тут? – спросил Лазарет.
Как только смогу отсюда уйти, уйду, честное слово, сказал Кляйнцайт.
А чего ты ждешь? – спросил Лазарет. Ты ведь уже себя вспомнил, верно же.
Наверное, да, ответил Кляйнцайт. Но пришло и ушло так быстро.
Сколько, по-твоему, длится мгновенье? – спросил Лазарет.
Но всего лишь миг! – сказал Кляйнцайт.
Чушь, сказал Лазарет и вызвал Память.
Память здесь, сказала Память.
Архивное Бюро, пожалуйста, сказал Лазарет.
Соединяю, сказала Память. Готово.
Архивное Бюро слушает, сказало Архивное Бюро.
Имя – Кляйнцайт, произнес Лазарет. Можно нам несколько мгновений, будьте добры. Случайную выборку.
Момент, сказало Архивное Бюро: Весна, возраст какойто. Вечер, небо еще светло, зажигаются уличные фонари. Имела место гармония.
Я помню, сказал Кляйнцайт.
Момент, сказало Архивное Бюро: Лето, возраст какой-то. Перед грозой. Черное небо. Высоко над улицей в воздухе вихрем кружит клочок бумаги. Имела место гармония.
Я помню, сказал Кляйнцайт. Но так давно!
Момент, сказало Архивное Бюро: Осень, возраст какой-то. Дождь. Звук газового пламени, обнаженная Сестра. Атлантида. Имела место гармония.
А! – произнес Кляйнцайт.
