Потом он сыграл еще много ролей: Горького, изобретателя радио Попова, критика Стасова, Дон Кихота и академика Дронова в фильме со знаменательным названием «Все остается людям».
Но под конец жизни великого мастера, которого партийные бонзы повсюду возили с собой как свидетельство «советского успеха», поджидала последняя драма. В театр пришла разнарядка на сокращение штатов. В дирекции решили уволить жен некоторых актеров. Среди них оказалась и жена Черкасова Нина. Но Николай Константинович знал, что она жить без сцены не сможет, и тогда в запальчивости предложил вместо нее уволить себя. Что и произошло. На его заявлении тут же написали: «Удовлетворить!» Черкасов пришел домой, лег на диван и отвернулся к стене. Вскоре он умер.
Блокадный директор
В декабре 1943 года Военный совет Ленинградского фронта принял постановление об организации выставки «Героическая защита Ленинграда». На ее основе затем возник знаменитый Мемориальный музей обороны и блокады Ленинграда. Создателем его стал Лев Раков – ленинградский ученый, которого директор Эрмитажа Михаил Пиотровский назвал легендарной личностью.
По тем строгим временам это действительно был совершенно необыкновенный человек: высокий, статный, эрудированный, остроумный, мягкий и интеллигентный, всегда элегантно одетый. Посетившая вместе с мужем Ленинград жена будущего президента США Дуайта Эйзенхауэра Клементина, с которой ему поручили работать переводчиком, сказала: «Мистер Раков, вы единственный мужчина в СССР, который умеет носить шляпу».
Родился Лев Львович Раков в 1904 году. Окончил в Петербурге Выборгское коммерческое училище, одну из лучших школ города. Мечтал стать моряком, в 1921 году хотел поступить в Военно-морское училище, но его забраковали как «выходца из дворянского сословия». В результате поступил в Петроградский институт истории, философии и лингвистики. Однако через два года бросил учебу и пошел работать конторщиком в редакцию «Вестника Ленсовета», потом устроился экскурсоводом в Русский музей. Только в 1927 году решил продолжить учебу и поступил на историко-лингвистический факультет уже Ленинградского университета. Потом был зачислен в аспирантуру на кафедру истории Древнего мира, начал преподавать, стал научным сотрудником Эрмитажа, а потом его ученым секретарем, читал блистательные лекции, удивляя всех своими знаниями и необыкновенной эрудицией. Но больше всего он поражал студентов своей внешностью: стройной фигурой, ростом, осанкой, благородным породистым лицом.
В то время когда все, даже профессора, ходили в обносках, а лица людей носили после ужасов военного коммунизма печать голода и лишений, Раков выглядел так, словно сошел с обложки журнала мужской моды. Хотя на самом деле у него было всего три старых костюма, но он тщательно гладил и носил их так, словно вчера купил в самом дорогом магазине. Когда ему было 20 лет, он подружился с поэтом Михаилом Кузминым. Тот предсказал Ракову жизнь, полную приключений и романтических встреч: «Конечно, вы судьбе другой обречены. Любовь и слава». Увы, его ждали не только слава и любовь, но и горькие разочарования, и застенки НКВД.
В тюрьму за… Брута
В 1937 году на истфак, где преподавал Раков, обрушились репрессии. Ряд преподавателей был арестован, их обвинили в проповеди террора: они, как заявили следователи, одобряли Брута за то, что тот убил Юлия Цезаря. Против Льва Ракова – его арестовали в октябре 1938 года – выдвинули и еще одно обвинение: организация в Эрмитаже выставки «История русского оружия», на которой было показано вооружение дореволюционной армии, квалифицированное как «пропаганда царизма». Обвинили его еще и в шпионаже: как научный секретарь Эрмитажа, он вел переписку с зарубежными учеными. От гибели в ГУЛАГе Ракова спас арест главы НКВД, когда некоторых репрессированных освободили как «жертв ежовщины».
Оказавшись на свободе, Раков вернулся к работе в университете и в Эрмитаже. Но тут грянула война. Партком Эрмитажа отправил его и группу других сотрудников в ряды народного ополчения. В казарме он быстро освоился и уже стал учить новичков, как правильно наматывать портянки, объясняя им, что «ноги для пехотинцев так же важны, как для балерины». Но уже через две недели Ракова отозвали в политический отдел армии, где поручили читать лекции по военной истории в армейских частях и заниматься политико-воспитательной работой. В 1943 году ему довелось участвовать в боях по прорыву блокады, а также в кровопролитных сражениях под Синявино.
Героическая оборона
Решением Военного совета Ленинградского фронта Ракову было поручено организовать выставку «Героическая оборона Ленинграда», которая потом и превратилась в музей. Это была уникальная экспозиция, расположившаяся в залах бывшего Сельскохозяйственного музея в Соляном городке – так назывался один из кварталов города. Еще шла кровопролитная война, блокада не была снята, а ленинградцы стали нести в музей реликвии, которые напоминали об ужасах осады: буржуйки, которыми отапливали квартиры, самодельные коптилки, письма с фронта, дневники своих родственников, погибших под бомбежками и от голода, фотографии. В течение нескольких месяцев были собраны уникальные «вещественные» свидетельства блокады: фюзеляжи самолетов наших прославленных летчиков, которые были расписаны десятками звезд сбитых вражеских самолетов, орудия лучших артиллеристов фронта, личное оружие погибших героев, их документы, ордена, обагренные кровью, легендарный дневник Тани Савичевой, искалеченный снарядом трамвайный вагон, продовольственные карточки и многое другое.
В огромных залах Соляного городка был создан необычный эффект присутствия благодаря диорамам, исполненным мастерами Академии художеств. Как описывали посетители музея, в одном из залов они видели «немецкие снаряды, которые падали на Ленинград, затем они видели дыру, как бы пробитую этим снарядом в кирпичной стене (на ней висели обрывки афиш Большого зала Филармонии и синели буквы столь знакомой ленинградцам надписи «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна!») и через нее – в перспективе перекресток Невского и Садовой, где 17 июля 1943 года на трамвайной остановке во время бомбежки погибло шестьдесят человек. Сухой стук метронома усиливал эмоциональный шок от этого зрелища трагедии и преступления. Образ голода и холода создавала заледенелая витрина магазина, где зритель словно сам протер рукавом маленький кружочек и увидел весы, на одной чаше которых стояли гирьки в 125 граммов, а на другой лежал кусочек того самого почти несъедобного хлеба, который составлял дневной рацион ленинградцев в страшное блокадное время. И это сразу брало за сердце».
В музее были залы, посвященные Дороге жизни, Зал партизанской славы, Зал МПВО, Зал Балтийского флота, Зал артиллерии, Зал трофеев, куда привезли захваченную немецкую технику, в том числе танки «Тигры» и огромные орудия, из которых гитлеровцы обстреливали город. Огромное впечатление производила окруженная пушками восьмиметровая пирамида из солдатских касок, пробитых осколками, которая напоминала знаменитую картину Верещагина «Апофеоз войны».
Музей посещали тысячи людей. Потрясенные, они оставляли восторженные отзывы, выражавшие восхищение мужеством и героизмом ленинградцев. Музей посетил будущий президент США Д. Эйзенхауэр, который написал в книге отзывов: «Музей обороны Ленинграда является наиболее замечательной выставкой из виденных мною. Героическая оборона города заслуживает увековечивания в нашей памяти». За работу над экспозицией Раков был награжден орденом Отечественной войны, а вскоре получил новое важное назначение – стал директором Публичной библиотеки.
