Колт сдернул с вешалки шляпу и повернулся к старику. -
Постараюсь все уладить и как можно скорее вернуться с деньгами. И ... спасибо
тебе, Сет, с глубокой признательностью в голосе добавил он.
Сет протянул ему руку на прощанье. Потом, поднявшись из-за
стола, проводил Колта к выходу. Старика терзало любопытство.
Стоя на верхней ступеньке лестнице, ведущей к террасе,
которая окружала весь его огромный дом, Сет нетерпеливо наблюдал, как Колт
седлает своего Педро. И только когда тот обернулся, чтобы попрощаться, Сет
задал ему вопрос, уже давным-давно висевший на кончике языка. - Послушай,
парень, и где же ты надеешься добыть такую сумму?
Колт недобро улыбнулся и Сет невольно поежился, таким
ледяным холодом повеяло от этой улыбки. Глаза его потемнели и стали похожи на
колючие льдинки. - Верну свои деньги, сэр, - произнес он будничным тоном,
словно это подразумевалось само собой. - Я еду во Францию.
Он вонзил шпоры в бока Педро, с места послав коня в галоп.
Скоро осела поднятая копытами коня пыль, а Сет Пэрриш все
стоял на крыльце и задумчиво смотрел ему вслед, пока Джон Тревис Колтрейн не
скрылся за горизонтом. Тогда он повернулся и, лукаво усмехнувшись, вошел в дом.
Ну что ж, он получит назад миллион долларов и вдобавок сделает доброе дело. Так
тому и быть, тем более, что парень - сын Тревиса.
Скупив, казалось, все золото, которое только можно было
найти в Неваде, они двинулись в направлении Сан-Франциско.
Каждый день, пока они добирались туда, Гевин не уставал
напоминать, что во Франции они должны быть очень осторожны. Нельзя даже намеком
дать кому-то понять о том богатстве, которое они везут, тем более, что тогда не
избежать ненужных вопросов. По железной дороге они поедут вторым классом, решил
Гевин, а где возможно, будут нанимать обычные фургоны. Самое важное не привлечь
к себе излишнего внимания в Монако, где его хорошо знают.
Поэтому у Гевина просто руки чесались насладиться обретенным
богатством, пока они ещё в Штатах. Кому какое дело, если они, скажем, появятся
в Сан-Франциско в шикарном экипаже?!
Не помня себя от радости после стольких лет унизительного
безденежья, Гевин нанял великолепную, белую, как снег, коляску, для себя,
Брианы и Делии, и несколько экипажей попроще для охраны и следовавшего за ним
каравана повозок с вещами и золотом. Когда, добравшись до Сан-Франциско, он
пополнит свой запас золотых слитков, тогда нанятые им головорезы будут даже на
ночь оставаться в повозках.
Великолепный экипаж, в котором ехал Гевин, наполнил счастьем
его тщеславную душу. Он ликовал, как ребенок и болтал не переставая. Снизошел
даже до того, чтобы поведать Делии и Бриане душераздирающую историю о своем
нищем детстве в Кентукки. Лицо его потемнело от горестных воспоминаний, когда
он добрался до трагической смерти отца и той зловещей роли, которую сыграл в
этом Тревис Колтрейн. Теперь Бриане стала понятна и жгучая ненависть, с которой
он преследовал и мучил молодого Колтрейна и почти животная радость, охватившая
его при известии, что ей, наконец, удалось совратить Колта. Выходит, им двигала
не просто алчность. Гевин люто ненавидел всю семью с тех пор, как Тревис убил
его отца. Бриана ужаснулась, заметив безумный блеск в его глазах, когда он
рассказывал об убийстве Стюарта Мейсона. Ей впервые пришло в голову, что
душевная болезнь и распад личности начались у Гевина ещё в детстве. А его
детство, похоже, действительно было не из легких, призналась она в душе.
Правда, её жизнь тоже не баловала, но Бриана не могла даже представить себе,
что когда-нибудь озлобится подобно Гевину. Что-то превратило его в настоящего
маньяка, но что?! Неужели Элейн?!
Гевин все говорил и говорил, даже не замечая, слушают ли его
обе женщины. Он наслаждался ролью богатого американца, только недавно
вернувшегося из Европы, где у него в Монако собственный замок, и не за горами
тот день, когда он купит себе что-то более роскошнее, чем маленькое шато.
Пока он болтал без удержу, восхищался Америкой и радостно
хохотал при мысли о том, как удивились бы знавшие его ещё в Кентукки, если бы
он вдруг сейчас почтил визитом свои родные места. Бриана тем временем целиком
погрузилась в собственные мысли и почти перестала слышать его голос. Подняв
голову, она обвела восхищенным взглядом роскошную отделку экипажа, в котором
сидела. Стены его были обиты мягкой темно-коричневой кожей, а её ноги утопали в
мягком бархате ковра. Везде, и внутри и снаружи, блестела позолота, а сам
экипаж легко тянула шестерка черных, как вороново крыло, коней.
Бриана жалко улыбнулась: как высоко она залетела с тех пор,
как предала Дани, своего единственного настоящего друга, и разбила сердце
человека, которого полюбила, сама того не заметив. Как высоко она поднялась и
как же низко скатилась! Ее приятельница Мариса хохотала бы до упаду! Ведь всего
пару месяцев назад Бриана ужасалась при мысли о том, что Мариса приняла платье
и браслет в уплату за услуги. Но то что совершила она сама, гораздо больше
достойно презрения, чем жалкие услуги Марисы. Ах, Шарль, мысленно взмолилась
она, - скажи, что я была права! Пообещай, что будешь жить! Одна мысль о том, что
все пережитые унижения и горе последних дней на самом деле были напрасной
жертвой и Шарлю, может быть, уже не помочь, полоснула острой болью по сердцу и
Бриана похолодела. Лучше даже не думать об этом, или она сойдет с ума.
Однажды, они остановились пообедать в гостинице неподалеку
от Сакраменто - Гевин старался сделать их путешествие как можно более
комфортным - и Бриана нечаянно стала невольной свидетельницей, как Гевин
кокетливо охорашивался перед большим зеркалом, стоявшим в холле. Старательно
взбив свои золотистые кудри, он провел расческой по усам, одернув темно-синий
бархатный сюртук, и с обожанием стал разглядывать собственное отражение.
Может быть, с первого взгляда он покажется просто глупым и
тщеславным человеком, подумала Бриана, но на самом деле, когда в нем вспыхнет
ярость, он способен на самую отвратительную жестокость. Помни об этом, ведь
пока вы в пути, ты все ещё в его власти.
Они заказали роскошный обед со свежей форелью, которую,
впрочем, Гевин презрительно вернул на кухню, заявив, что она недостаточно
изысканно приготовлена. Вина в гостинице не было, только пиво, и Гевин,
презрительно вздернув брови, глянул на своих спутниц, словно говоря, - Ну и
провинция!. Чем ближе они были к Сан-Франциско, удаляясь с каждым днем от
Силвер Бьют, штат Невада, тем высокомернее становился Гевин.
В Сан-Франциско они узнали, что с отплытием в Англию проблем
не будет и Гевин, напыщенный и высокомерный, как павлин, заказал для них каюты
первого класса на "Пасифике", самом роскошном и самом быстроходном
американском пароходе.
Он был оснащен по последнему слову техники, здесь было все,
вплоть до электричества. Внутренняя отделка радовала глаз: огромные гостиные,
обставленные итальянской и французской мебелью в стиле Ренессанса, элегантные
каюты с уютными креслами чиппендейл и шератон.
Гевин оставил лучший номер для себя и Делии, а Бриане
заказал каюту напротив, так, чтобы даже в пути не выпускать её из виду. Дирк и
пятеро наемников разместились в недорогих каютах второго класса на нижней
палубе.
