Побагровев от возмущения, настоятельница выпалила, что
напишет обо всем епископу.
- А пока, - торжественно заявила она, - ты будешь наказана.
Отправляйся в церковь и молись, пока солнце не сядет. И так каждый день, до
воскресенья, пока епископ не решит, что с тобой делать.
Дани подняла голову и увидела суровое лицо настоятельницы и
её холодный взгляд, но не опустила глаз, - Нет, - мягко, но решительно
произнесла она, - Я помолюсь позже. А сейчас я не могу не думать о семье.
Сестра Мария испуганно взглянула на настоятельницу. Она не
помнила случая, чтобы кто-то осмелился пойти против её воли.
- Ты должна ... - пронзительно взвизгнула она, - Те не
имеешь права...!
Не обращая на неё ни малейшего внимания, Дани повернулась к
настоятельнице. - Простите, матушка, я совсем не хотела обидеть вас, - как
можно почтительнее сказала она, - Конечно, нарушив обет, я поступила плохо. Но
просить у Господа прощения за свой поступок я смогу только, когда в душе моей
наступит мир.
И Дани ушла, а обе женщины ошеломленно смотрели ей вслед.
Торопливо пробежав через двор, Дани кинулась в заросли
кустов, где она обычно пряталась, чтобы побыть наедине с собственными мыслями.
И теперь она снова затаилась здесь, погрузившись в невеселые
раздумья, пока грохот выстрела, эхом прокатившийся среди гор, не заставил её
очнуться.
Дани даже немного испугалась. Это не мог быть охотник -
уважая покой монахинь, те обычно держались подальше от обители.
Внезапно ледяная дрожь пробежала по спине и, вскочив на
ноги, Дани выскочила из своего укромного уголка и ринулась к воротам.
Предчувствие чего-то ужасного охватило её, она помчалась изо всех сил,
подхватив длинный подол, чтобы не путался под ногами.
Откуда-то издалека донесся пронзительный женский вопль.
Женщина кричала так, будто сам Сатану тащил её душу в ад. На мгновение её голос
стих, его заглушили гневная перебранка, а потом шум драки и топот подков. По их
звуку уже совсем запыхавшаяся Дани догадалась, что всадники поскакали по
каменистой горной тропинке.
Дани добежала до места, где тропинка, извиваясь, круто
поворачивала в гору. Вдруг краем глаза она заметила что-то странное в стороне
от дороги и, обернувшись, в ужасе закрыла лицо руками, испустив хриплый стон.
Обнаженное тело Колта неподвижно лежало в ручье, а вокруг
головы в воде расходилось широкое ярко-багровое пятно.
Дани ринулась к нему и упав на колени, осторожно приподняла
над водой голову брата. Кровь горячей струей хлынула ей на подол.
Припав к груди брата, Дани снова и снова отчаянно повторяла
его имя.
Вдруг он шевельнулся и слабо застонал. Это был слабый,
хриплый звук, но его оказалось достаточно, чтобы слезы мгновенно высохли на
глазах у Дани. Сдерживая рыдания, она постаралась как можно осторожнее
приподнять его большое, беспомощное тело.
Она была не единственной, кто услышал выстрел, вблизи тихих
монастырских стен он прогремел как гром среди ясного неба.
Со всех сторон к Дани спешили сестры, но потеряв голову при
виде страшного зрелища, они, как стая испуганных птиц, бросились искать помощи
у матери-настоятельницы.
Высокий сан не позволил матушке самой поспешить на место
происшествия, но у неё хватило благоразумия разрешить перенести раненого
монастырь и распорядиться устроить его в лазарете.
И пока Колта осторожно несли на носилках вверх по горной
тропе, Дани шла рядом, не выпуская из рук безжизненной руки брата.
Она ждала снаружи, пока мать Мари-Франческа, обычно
ухаживающая за больными, осторожно осматривала Колта. Наконец, ей позволили
войти и она с удивлением осмотрелась. Чисто выбеленные стены, такой же
белоснежный потолок, ни ставней, ни занавесок на высоких стрельчатых окнах, из
которых открывался безрадостный вид на голый, каменистый склон и по-осеннему
пожухлую листву.
Вдоль каждой стены выстроились в ряд четыре койки, узкие,
будто детские, с высокими железными спинками. Колта положили у окна, прикрыв
тонким шерстяным одеялом. Его забинтованная голова издали показалась Дани
похожей на огромный белоснежный кокон, глаза были по-прежнему закрыты, и лишь
грудь слабо колыхалась.
Дани бросила умоляющий взгляд на сестру Франческу, со
страхом ожидая, что она скажет.
- Ваш брат все ещё без сознания, - строго предупредила
монахиня, Слава Богу, пуля только скользнула по черепу, иначе он был бы уже
мертв. Похоже на сотрясение мозга и довольно сильное. К несчастью, - и она
виновато пожала плечами, - я могу только предположить, что пуля хоть и не
задела мозг, но вызвала своего рода контузию.
- Но он выживет? - чуть слышно прошептала Бриана.
Бросив на раненого испытующий взгляд, сестра Франческа
заколебалась. Я сделала, что могла. Мы должны ждать. Мужайся, сестра,
милосердие Господне безгранично.
Дани склонилась над бесчувственным телом брата и осторожно
коснулась губами его щеки, - Пожалуйста, не умирай, Джон Тревис, я прошу тебя.
Она покинула лазарет, твердо убежденная, что пришло время
дать знать отцу, что им нужна его помощь.
Гевин Мейсон, в ярости не находя себе места, метался перед
входом в подвал, пока его люди, кряхтя и чертыхаясь, вытаскивали наружу ящики с
золотом. Ему казалось, что они движутся как сонные мухи, нарочно сводя его с
ума. Дьявольщина, ну сколько они ещё будут возиться?! Он уже успел зафрахтовать
корабль, чтобы отправиться в Грецию, и как только золото будет на борту, они
снимутся с якоря.
Немного поодаль он заметил высокую, худощавую фигуру Дирка
Холлистера, тоже наблюдавшего за возней с ящиками. При виде его лицо Гевина
перекосила злобная гримаса. Что за идиот, пристрелил Колтрейна с Поупом, да ещё
в двух шагах от монастыря! Холлистер отрицал это, но двое его людей признались,
что слышали звуки выстрелов и тогда ещё сказали Дирку, что лучше было бы сделать
это где-нибудь повыше в горах. Ко всему прочему, этот тупица даже не
позаботился о том, чтобы закопать убитых! И теперь бесполезно ругать его,
во-первых, дело сделано, а во-вторых, Дирк все равно упрям, как осел.
Когда ему докладывали, как все произошло, Гевин вспылил и
обрушился на Дирка с дикой руганью, обозвав его сукиным сыном и придурком,
из-за которого все они могут попасть за решетку.
Ярость его объяснялась тем, что Холлистер наткнулся на
Бриану и Колтрейна, когда они, оба обнаженные, лежали в объятиях друг друга.
Когда её приволокли к нему и он увидел пятна крови на внутренней поверхности
бедер, Гевин чуть не обезумел от бешенства, он чувствовал себя одураченным. Все
было ясно без слов, к тому же Гевин давно догадывался, что она без памяти
влюблена в Колтрейна. Так, значит, эта сучка обманула его, она никогда не
соблазняла мальчишку. Все это время она просто водила его за нос, как
последнего дурака.
