– Значит, в Небывальщину прорвался демон? Мелкие гады могли ее нанести?
– Нет. Это прерогатива Высших демонов. А от них защищают Врата.
– Если они целые.
Я заметила, что кусаю сама себя за губу. О демонах я слышала только из рассказов да книг. И судя по всему, ничего хорошего от них ждать не стоило. С другой стороны, историю пишут победители. В данном случае – сидхе.
– Королевы уверяют, что они запечатаны навечно.
Я промолчала, но так… многозначительно. Королев нельзя критиковать вслух, могут и услышать.
– Хесс, не молчи.
– Чисто теоретически, – я подбирала слова, – если Врата пострадали, то мог кто-то посильнее мелких тварей пробраться сюда?
– Думаю, они бы дали о себе знать.
– Уверен?
– Хесс, природа демонов – разрушение, боль, страдания. Для них любовь – нечто непонятное. Они смеются, если видят, как страдают другие.
– Уверен? Сидхе для людей, конечно, прекрасны, но нравы у вас тоже не светлые. Тебе напомнить вечеринки Мэб? Клуб БДСМ отдыхает и плачет от зависти.
Аластор кивнул. Он не то, чтобы согласился, но и не стал спорить. Мы некоторое время просто молчали. Пока машина мчалась по улицам Горхейма, пока подъезжала к одноэтажному каменному зданию, чьи окна напоминали узкие злобные глаза. Жилище старика Рика. Того, кто делал чучела, свежевал что угодно и готовил разные тушки для жертвоприношений. А таких здесь хватало.
– Почему мне кажется, что тут воняет?
Аластор вышел первым, глубоко вдохнул и пожал плечами:
– Да просто помойка старика Рика рядом с домом. А он не мучает себя трудом отправлять ее на переработку.
– Фе-е-е!
Я едва не зажала нос. Вонь тут стояла просто отвратительная. Точно кто-то большой сдох месяц назад и все это назад лежал на самой жаре. Огляделась и увидела неподалеку кучу баков, надо которыми с мерным гудением вились мухи и какие-то мелкие существа. Отсюда мне показалось, что у них очень длинные и тонкие руки и ноги.
– Оштрафуй его за вонь.
– Отличная идея, разбогатею на несколько десятков монет. Брось, Хесс, Горхейм – город свободы. Если ему нравится жить в свинарнике – так тому и быть. Идем.
– Даже в Трущобах воняет меньше.
Я прошла между кучами мусора. Странно, район не самый захолустный, вон рядом дома довольно приличные, пусть и обшарпанные. Н цены тут ниже из-за парочки заводов, где трудятся духи и полтергейсты. Вроде изготавливают разные подделки под бренды. А, может, ошибаюсь. Тут заводики и фирмы открываются и закрываются каждый день.
Сам дом, кажется, строили сто лет назад. Камни заросли мхом и грязью, но рамы на окнах были новенькие, с толстыми стеклами. И дверь из толстого дерева, явно с кучей охранных сигнализаций. А ее я заметила мерцание слева от дороги, прямо возле двери. И указала на него Аластору.
– Да, он держит призрачных собачек. Хорошо маскируются, зубы в три ряда и все такое. Эй, Рик! Отгони своих зубастых!
Несколько секунд ничего не происходило, а затем послышался громкий голос. Скрипучий, точно старая мельница.
– Наместник?
– Да. И я очень злой.
Мерцание исчезло, а я поняла, что дышать мне легче. Не люблю то, что невидимо. Его толком не поймаешь.
– Заходи, наместник. Я всегда рад хозяину города.
– Кажется, тебе льстят. – буркнула я.
Мы почти дошли до двери, когда она распахнулась.
В проеме стоял Рик. Ну не знаю, наверное, стариком его назвали из-за густой бороды. Желтовато-грязная, длиной до пояса, она закрывала всю его нижнюю часть лица. Волосы того же оттенка были собраны в хвост, а глаза сверкали темными бусинами. И свет там горел недобрый. Такой у маньяков бывает.
– Что, наместник, сами прибыли, своего прихвостня не направили?
Аларис приподнял бровь, как бы говоря Рику, что тот может продолжать. Старик отодвинулся, давая нам пройти. А сам продолжал ворчать.
– Я-то что, я дома постоянно. Это волка ноги кормят, а меня – руки и, хе-хе-хе, игла.
– Короче. – перебил его Аластор.
Вони тут не чувствовалось, зато стоял сильный запах чего-то, похожего на полироль.
– Девку, наместник, девку нашли. Опять горло разодрали и кишки размотали.
Со всех стен на меня смотрели и скалились чучела самых разных зверей и существ. Стеклянные глазки посверкивали в свете двух ламп.
– Опять? – глухо спросил Аластор.
– Я ее нашел. Вот и решил, что ты того, по этому делу приехал.
– Девушка с растерзанным горлом и животом? – прошептала я.
В ушах зазвенело, точно фотографии перед мысленным взором стали появляться такие же картины. Везде молодые девушки, примерно моего возраста и моложе. Некто раздирал их, точно дикий зверь и уходил. Он не грабил, не насиловал, просто убивал.
Я встретилась взглядом с Аластором.
– Этого давно не было? – спросила охрипшим голосом.
– Около года. – ответил он. – Я с Лекса шкуру спущу, что он не сообщил.
– Возможно, он еще не в курсе. – я перевела взгляд на Рика. – Здесь была полиция.
– А то! И ищейка-детектив. – кивнул он наместнику. – Господин Лекс ошивался, ругался, даже кулак разбил о стену дома. Опять Душегуб за свои делишки принялся?
– Разберемся. – сухо ответил Аластор. – Мы к тебе по делу. Посмотри на это.
Он сделал мне знак, я молча протянула уже начавшего пованивать гомункула. Рик осмотрел остатки, поднеся близко к носу. Я тем временем старалась не думать о том, что все стены увешаны чучелами. Пока не увидела снежно-белую голову, увенчанную полупрозрачным рогом. И ощутила, как сердце пропустило пару ударов, даже дыхание на миг перехватило.
Единорог выглядел оскорбительно неправильно на грязно-коричневой стене. Белоснежная шкура сверкала от блесток. Какой идиот посыпал его ими? Какой кретин осмелился сделать чучело из такого зверя? Я сделала шаг, понимая, что хочу содрать это со стены. А потом развернуться и ударить Рика. Так, чтобы кровь из носа.
Единороги – олицетворение красоты и света, их мало в Тир-На-Ноге, еще меньше в Горхейме. И то, что его поместили на стену, выглядело как оскорбление, как издевательство.
Тепло на моем плече оказалась рука Аластора. По его взгляду я поняла, что надо молчать. И буквально прикусила язык. Но стеклянные глаза единорога не выходили из головы. Сиреневые, как настоящие, но мертвые.
– Ух ты! – Рик уже орудовал инструментами, освежевывая то, что осталось от гомункула. – Вы гляньте, метка то как новенькая. Наместник, а как это…
– Клятва молчания у тебя продлена на вечность. – напомнил наместник холодно.
