Ох уж эти истеричные юные барышни! Ох уж это девичье воображение!
Хорошо хоть выслали человека, чтобы проводил до дома. Лиль распрощалась с ним за пару кварталов до цели: не хотелось, чтобы узнали родители. Она ведь даже настояла на анонимном заявлении, чтобы маме с папой не сообщали, было бы глупо проколоться на такой мелочи, как сопровождающий в форме.
Соседи все равно донесут, но, к счастью, мама никогда не слушала сплетен.
Лиль не хотела никого беспокоить. Это происшествие очень быстро смазывалось в памяти, она уже и сама не до конца верила, что это случилось. Только пустые карманы и запачканный рукав куртки подтверждали, что это не она сегодня вечером была сумасшедшей.
Наверное, просто… случайность. Бывает. Не повезло и все.
Раз уж профи в таких делах сказали, что все хорошо и беспокоиться не о чем, то, наверное… так оно и есть?
Лиль заставила себя поверить взрослым и забыть это происшествие, как страшный сон. У нее было слишком много проблем с людьми, чтобы еще и чудовищ бояться.
Интерлюдия
— Повышение уровня адреналина, — Мрыкла взмахнула рукой, и едва не уронила с зажатого меж пальцев бутерброда колбасу, — прифодит, — проглотила, — к тахикардии, аритмии и так далее. В сосудах образуются тромбы, а это повышенный риск инфаркта и инсульта… Я уж не говорю о том, какое отрицательное влияние курение оказывает на дыхательную систему!
Ким холодно улыбнулся.
— А если говорить с набитым ртом — можно подавиться. Жуй давай.
Умарс молчал.
Он всегда молчал, когда взрослые ссорились. Когда мама ссорилась с папой, он прятался и молчал. Когда Мрыкла ссорилась с мамой… Спрятаться, исчезнуть, не подавать вида, что ты здесь, сжаться в комочек…
А теперь Ким ссорился с Мрыклой. Как обычно, ничто вроде бы не предвещало, но, уже садясь за стол, Умарс понял: будет ссора. Умарс всегда чуял ссоры заранее, как собаки чуют грозу. Покалыванием в пальцах, мурашками по коже — сейчас начнется! И всегда оказывался прав.
Мрыкла еще не решила, куда хочет поступить. Она ничем особенно не увлекалась, кроме тусовок и парней, и у Паштов было достаточно денег, чтобы пропихнуть ее куда угодно. Но у нее были слабые способности к целительству, доставшиеся ей от бабушки, так что в списке возможных мест достаточно высоко стоял местный медицинский университет. А что? Престижно и хлебно, потом можно на косметолога…
Она не готовилась к нему серьезно, но не упускала случая щегольнуть всякими общеизвестными медицинскими фактами, стараясь показаться чуть-чуть умнее. В компании подружек у нее получалось; но Кима было не так уж легко пронять.
И все же, как удержаться от маленькой лекции, когда от старшего брата так противно и резко пахнет дешевыми сигаретами! Курящий Кот — разговоров в школе будет на неделю. И неизвестно, что постановит девичий совет: что это круто, или что фуфуфу. А от того, крутой ли у Мрыклы старший брат, зависит ее авторитет.
Мрыкла не любила рисковать. Одно дело старательно выстраивать образ бунтарки — макияж, короткие юбки, парни-Волки на подтанцовке, изящный мопед — другое дело, быть ей на самом деле. Без популярности Мрыкла загнулась бы так же быстро, как нежная роза без полива. И ей совершенно не нравилось, что своевольный Ким, которого она почти не знала, может стать угрозой для подачи воды.
Она выпустила шипы. Пока — шипики, но Умарс знал, как сестра может быть остра на язык.
Но предупреждать об этом брата? Это были дела взрослых. Взрослых, которым не было дела до самого Умарса так же, как Умарсу не было дела до них. Нет, им было дело до младшего брата, до младшего сына, до ребенка — но не до Умарса самого по себе, как бы странно это не звучало.
Его никто не мог и не хотел понять.
Он думал, что приедет старший брат и хоть что-то изменится. Такая… детская, иррациональная надежда. Но Ким даже не был ему родным, он был абсолютно на Умарса не похож, он был смелее, смешнее, лучше — и потому точно так же, как все остальные, не понимал или не мог понять младшего брата.
Не понимал его страхов, не понимал его нерешительности.
«Почему ты просто ему не врежешь?» — спросил он после того злосчастного Дня Рождения, — «Он же явно слабее тебя».
С тех пор Умарс больше ничем с Кимом не делился. Потому что не мог объяснить. Действительно, почему бы просто не врезать Данге?
Выпустить когти, прижать уши — и кинуться с боевым кличем. Любая жаба сбежала бы. Но не Данга.
Потому что Данга был смелее, сильнее, лучше. Ким бы мог врезать Данге. Но не Умарс.
Умарс был слабым, мелким и завистливым.
Он завидовал Киму — потому что он большой, взрослый и старший брат, и за него хотят выдать Лиль — замечательную Лиль с теплыми руками и спокойным голосом, единственную живую душу, которую не иначе как случайно занесло в Мрыклину компашку. И он почувствовал радость, когда Лиль сказала, что ей не нравится эта идея, он чуть не заплясал тогда — хотя, казалось бы, впереди его ждало возвращение в класс, к Данге, который запомнил его лицо и имя. И ему стоило больших усилий, чтобы фальшиво брату посочувствовать.
Ким был… чужой. Умарс надеялся, что приедет кто-то свой, родной и близкий, но не вышло. Нет, он старался, он правда старался — в этом ему не откажешь, но… Лучше бы просто убирался обратно! Лучше бы не пытался стать Умарсу братом! Ким полез разбираться, и рушил, рушил, рушил привычный миропорядок. Раньше Умарса не замечали, и его более чем устраивало такое положение вещей, а из-за Кима — заметили. Или вот, например, мама всегда спускалась к завтраку, а вчера, принюхавшись, сказала, что больше не будет: от запаха Кима у нее болит голова. Теперь подносы приносят ей в комнату и уносят — почти не тронутые.
И при всем при этом Умарс понимал — Ким хороший. И его неприязнь к брату заставляла чувствовать себя еще более жалким, чем обычно.
Потому что хороший человек, какой-то другой, не Умарс, смог бы подавить в себе эту гадкую зависть. Зависть к человеку, который взрослее, сильнее, веселее… И может дать Данге по морде.
— Рак, — продолжала Мрыкла, — повышенный риск развития туберкуле…
— Не за столом, — мягко осадил ее Ким, но Умарс видел блеснувшие в свете ламп клыки, — такие вещи за столом не обсуждают.
— Но Ким, ты же гробишь не только свое здоровье. Пассивное курение…
— Умарс, — перебил Ким, — мне кажется, доктор сказал, что повязку можно было снять еще вчера?
— Я… — протянул тот, — к ней как-то привык. Забыл. Извини.
— Да ничего, а вот твоя сестра могла бы и проследить, — Ким отложил вилку, — раз уж она так увлечена медициной…
Ну вот. Опять его используют как средство давления. Мама вспоминает про Умарса, когда надо попросить у папы денег; Мрыкла — когда надо похвастаться своим добросердечием перед подружками; папа — почти никогда…
