Самые искусные лжецы кажутся искренними простаками. Это их работа. Их слова — пыль, они ничего не значат.
Почему Ким так настойчиво ухаживает? Потому, что она ему понравилась, или как Ылли ищет способ следить за ее действиями?
Зачем Ылли проворачивать эту авантюру со стажерством? Наблюдатель от местного отделения Ведомства? И то, и другое? Она не могла не знать, что рано или поздно обман вскроется… хотя нет, не намекни Яйла, как долго еще Жаннэй позволила бы водить себя за нос?
Беспомощность Ылли, ее вечные просьбы научить, показать, объяснить… Это льстило. Да, стоит себе в этом признаться. Льстило.
Как и знаки внимания от Кима.
Сколько в Тьмаверсте гениальных актеров?
— Чем ты докажешь… — Жаннэй остановилась, — чем ты докажешь, что тебе можно доверять?
Она почти верила, что вот сейчас ей преподнесут на блюдечке замечательное алиби. Тогда она знала бы точно: верить нельзя. Хоть какая-то определенность. Но Ким разочаровал.
— Не надо мне доверять, — хмыкнул он, — Как сказал кто-то из великих: доверие — это безразличие. Если человек интересен, в нем сомневаешься. Не люблю быть безразличным красивой девушке, которая мне не безразлична.
Какое… Неловкое высказывание.
Жаннэй пошла дальше, шлепая сапогами по мокрому снегу. Она старалась идти быстро, но Ким все равно без труда держался рядом.
Куда идти? В казенную квартиру? Соседи — шумное семейство, а Жаннэй нужно сосредоточиться и понаблюдать. Не хочется. Вот бы домой, выспаться, отдохнуть, обсудить дело с подругами… И тогда ответ бы обязательно нашелся.
Как жаль, что она здесь одна, без Круга. Одной Юлги бы хватило, чтобы проверить Кима на вшивость. Но Юлга возится с сыном, Майя переломала руки, Ния не может далеко уехать от реки, и даже Ланерье не звонит без необходимости, и Жаннэй не на кого положиться. Как в детстве.
Она совсем отвыкла от этого щемящего чувства пустоты, которое распухает, распухает — и никуда от него не деться. В сердце — звенящая тишина, в голове тоже.
Кажется, что это должно способствовать ясности мыслей, но на самом деле очень сложно думать, когда в мозгах только и вертится, что бесконечная пустота.
Апатия.
Холодно и хочется спать.
Нет, совсем не обидно. Никак.
Лучше было бы обидно.
Данга выторговал себе место у окна. Непонятно зачем, потому что в окно он почти не смотрел. Из принципа, наверное: козырное, все-таки, место. Он ерзал и вертелся, нетерпеливо постукивал пяткой по полу, будто электричка ускорится, если ее пришпорить.
Герка помнил, как сам ехал на свои первые попрыгушки и точно так же торопил электричку. Правда он был один, а не в огромной компании, и опасался скорее того, что его не допустят. Не поверят, что уже одиннадцать. Он всегда казался слишком мелким для своего возраста.
К счастью, за него получился двоюродный дядюшка, который тогда был организатором. Что же, эстафетная палочка принята, пришел черед Герки ручаться и орагнизовывать.
Стоило ли все это сломанной ноги? Когда ему было одиннадцать, он был уверен, что стоило. Он же настолько крут, что преодолел и осенние и весенние попрыгушки до того, как ему исполнилось двенадцать! Доказал… всем.
Сейчас… повзрослел, наверное. Когда ты в семнадцать чувствуешь левой ногой все колебания атмосферного давления, это больше похоже на кару божью, чем на суперспособность, ниспосланную в награду за храбрость. Не так давно он вообще обнаружил, что всем, в общем-то, наплевать на Геркины доказательства шестилетней давности. И даже не особо удивился.
Дангу-то конечно допустят. Он вел себя куда взрослее, чем следовало ожидать в его годы — если, конечно, ему не было выгодно, чтобы его считали ребенком. К тому же Герка мог за него поручиться.
Жаль, что он еще не дорос до осознания, что это все, по большему счету, бессмысленный риск ради риска. Герка не мог его в этом упрекнуть и не собирался переубеждать: какие-то вещи можешь понять только сам.
Как бы то ни было, Герка помнил, что ехать на попрыгушки в одиночестве было нестерпимо-бесконечно. И, похоже, в компании время тоже отказывалось ускориться.
Никто не хотел Дангу развлекать. Ким сидел в телефоне, Бинка и Умарс дремали, подпирая Лиль с двух сторон. Она же уткнулась в учебник физики. Хмурилась, покусывала губы, когда думала, что на нее никто не смотрит, переворачивала страницы осторожно, чтобы не разбудить мелких.
Без косметики она выглядела… непривычно. Не хуже и не лучше — иначе.
Хотя Герка не так часто ее видел, чтобы привыкать или хотя бы иметь право сравнивать.
Данга в очередной раз обвел полубезумным взглядом вагон и возопил:
— Амме!
Бинка подпрыгнула от резкого звука, заозиралась. Умарс поднял уши, хоть глаз и не открыл. Похоже, коротенькая сиеста кончилась, и теперь станет шумно и весело. Кто бы сомневался: в отличие от Герки Данга никогда не мирился с одиночеством.
Юный песчанка из кафе дядь Кееха пробрался к ним откуда-то из середины вагона. Лиль улыбнулась ему уголком рта и притянула Бинку к себе, «утрамбовываясь» чтобы на их скамейку смог поместиться четвертый человек.
Даже учебник отложила ради этого.
— У тебя глаз-алмаз, Данга, — фыркнул Амме и протянул руку Герке для рукопожатия, — Амме рода Тен. Мы встречались в кафе… мой младший у твоего младшего на посылках… был. Хотел бы я знать, что случилось.
Ладонь у него была вялая и потная.
— Секрет фирмы, — скривился Данга, — я же говорил.
— Какими судьбами? — вмешался Герка, спасая брата от необходимости объясняться.
— У младшего первые попрыгушки. Хочу глянуть. Только тс-с-с, он в соседнем вагоне и не в курсе.
Лиль понимающе кивнула.
Герке не нравился этот тип. Какой-то он был… мутный. Слишком легко пошел на контакт. Слишком быстро перешел на ты. Хотя еще недавно сок подносил.
Не то чтобы Герка ставил себя выше официантов и прочего обслуживающего персонала. Он сам пару раз подрабатывал летом. Именно поэтому он знал, что между даже бывшим клиентом и персоналом сохраняется, как минимум, некоторая неловкость. А поведение Амме можно было назвать панибратством. Но даже если его брат приходился кем-то Данге, для самого Герки Амме оставался официантом из кафе дяди Кееха и должен был это понимать.
В таких случаях сложно решить, хамят тебе, или человеку просто искренне плевать на условности. Хотя та трусоватая гнильца, которую Герка в себе ненавидел, орала во весь голос: хамит! Зарвался!
Он с трудом ее заткнул.
— А ты чего? Тоже с младшим? — Амме указал на Дангу.
— Я организатор, — хмуро ответил Герка.
— Ого! Ну конечно, ты же из Жаб. Хотел бы я быть Жабой… Эндемики! Звучит как музыка. Эн-де-ми-ки. Попрыгушки — ваши, долголетие — ваше, водой в городе заведуете вы… Даже в артефакторике преуспели.
