Неожиданно циничная концовка, Лиль не ожидала такого услышать, не от мамы.
— Угу…
— Я спать. И ты иди.
— Конечно…
— Но если вдруг захочешь сбежать через окно, то лучше уж через дверь, так ты хотя бы не переломаешь себе ноги.
Лиль сбегать не собиралась. Это мама лишку хватила — наверное, свою юность вспомнила. У них с папой был тот еще подростковый роман.
Но Лиль честно попыталась заснуть. И даже заснула. И на следующий день спокойно пошла в школу. Она всегда была слишком уж практична. Вся эта любовная труха потихоньку высыпалась из нее, она отторгала ее всеми возможными способами, выплевывала на бумагу, стирала ластиком, и, после того, как окончательно угробила карандаш и догрызла ластик, кажется, справилась.
Этим утром как-то удивительно легко удалось сосредоточиться на геометрии. И с Мрыклой поболтали о всякой всячине — о повязке Кима, которая так смешно на нем смотрелась, о новом мастере Мрыклы в маникюрном салоне, немного о вреде пассивного курения и о том, что Умарс какой-то смурной совсем и явно с кем-то поссорился.
Это утро было первым утром со дня приезда Кима, когда Лиль вообще не думалось о свадьбе. Даже шепотки за ее спиной уже почти исчезли.
Но перед тем, как герой избавляется от проклятья, его всегда ждет последнее испытание. Последняя рубашка из крапивы, последняя жена, которая так любопытна, последний шаг из тьмы к свету.
По пути из школы Лиль столкнулась с Геркой.
Со стриженым Геркой.
Как-то совершенно случайно, их отпустили с последнего урока, но Мрыкле пришлось задержаться, и Лиль пошла одна, и там…
У него так смешно торчали уши, это же просто невозможно. Неужели все не видели, как же это смешно?
Она держалась до самых школьных ворот, они просто шли рядом, потому что им в одну сторону, и она держалась, но стоило им выйти…
…смех подступил к горлу невнятным бульканьем, и она не выдержала: рассмеялась громко и звонко, сложилась от хохота пополам, утирая слезы рукой. Это был не чистый девичий смех, а самый настоящий ржач, от которого хочется кататься по полу, и который невозможно прекратить.
— Прости, — сказала она, — прости, я просто не могу. Так смешно, ты бы знал.
Герка вздрогнул, огляделся, выискивая взглядом возможных сплетников-одношкольников… а потом вдруг расслабился. Забил.
— Ты о чем?
Лиль ткнула пальцем ему в лоб.
— О прическе твоей, о чем еще. Верни резинку. — И требовательно протянула ладонь.
— Я ж ее с собой не ношу…
— А зачем она тебе? Теперь уже незачем. Давай обратно.
— Эй, это из-за тебя, между прочим! Я был похож на Луковку! — возмутился Герка, ероша свеженький ежик.
— А теперь — на выпускника сиротского приюта, которому завтра на войну, — Лиль отсалютовала, — Во благо Кетта!
— К пустой голове…
— Что?!
— Говорю, неправильно ты салютуешь. К пустой голове руку не прикладывают. О! Мой автобус!
И он унесся гигантскими скачками до того, как Лиль смогла определить — это он слегка смутился или покраснел с ног до головы?
И только когда она уже почти добрела до дома, все еще посмеиваясь, до нее дошло: она действительно увлеклась.
Даже слишком увлеклась.
Ей показалось, что любовная труха наконец исчезла из ее головы, и она расслабилась.
Но это было всего лишь небольшое тактическое отступление.
Пока Лиль радовалась, эта пакость забралась ей в сердце и пустила там корни.
Глава 15
— Моя дочь такая одаренная девочка, не правда ли?.. — невинно спросила Яйла, — Вы пришли слишком рано, боюсь, мои козочки еще не успели накрыть на стол… Ганни, принеси чаю в зеленую комнату… у нас тут никак наклевываются смотрины?
Она улыбнулась мягко и тепло, слегка обнажив заострившиеся клычки, и подхватила Жаннэй под руку.
— Я по делу.
— Конечно-конечно вы по делу. Что работа творит с людьми! До чего она их доводит! Когда вы приходили ко мне в прошлый раз, вы были больше похожи на тихий призрак… Знаете, я недавно прочла роман, такая гадость! Там все умерли в конце. Только представьте!.. Переехать в новый дом, чтобы призрак всех убил. Я такая впечатлительная, вторую ночь плохо сплю… Как хорошо, что вы сменили имидж!.. — она склонила на бок изящную головку, — теперь вы похожи на кровососку, но я так давно читала тот роман, что мне почти не страшно…
— Я слышала, что Ким разорвал помолвку сам, — перебила Жаннэй, устав вникать в этот бесконечный поток светской белиберды, — почему вы сказали, что Лиль…
Яйла хихикнула.
— Кимушка, прикрой-ка ушки, — сказала она.
Ким закатил глаза.
— Давай-давай, котенок, или я попрошу проверить, дошла ли Мрыкла до своей комнаты в целости и сохранности. Как-никак она превратила призрака в кровососку, а кровососки, милый мой, кусаются! — и, шепотом, — Этим-то они и известны, — и вновь учтиво и доброжелательно, — Не в обиду вам будет сказано, Жаннэй, но для вас этот цвет помады слишком ярок. К счастью, влюбленные мужчины разбираются в цветах еще хуже девочек-подростков…
Жаннэй впервые за всю ее жизнь тоже захотелось закатить глаза. Но вместо этого она ободряюще кивнула Киму.
Кажется, стоило бы еще улыбнуться, но она и так слишком остро реагировала сегодня, так что решила, что это будет уже чересчур.
Когда она посмотрела на себя в зеркало перед выходом из Мрыклиной комнаты, она себе неожиданно понравилась. Никогда она еще не была такой яркой: в юности они одевалась в белое, потому что так ее одевали с самого детства, потом начала копировать стиль названной сестры, которая предпочитала пастельные тона, а после выпуска с удовольствием облачилась в серую форму. Ей нравилось сливаться с фоном. В этом была ее сила: она всегда смотрела на представление со стороны.
У Мрыклы и правда оказался талант.
Сама Жаннэй бы никогда так не оделась. Мрыкла разглядела в ней то, о чем она не подозревала, и вытащила наружу. Взяла и раскрасила бесплотного наблюдателя под какую-то хищницу. Из декорации сделала ее героем пьесы.
Или просто разглядела то, что уже случилось, и придала этому форму — как придала ее бровям Жаннэй.
Но этого было мало, чтобы тягаться с обманчиво-ласковой Яйлой на ее территории. Жаннэй чувствовала, как сдается под этим мягким напором: хотелось извиниться и уйти наконец из этого дома, чтобы больше не беспокоить такую чудесную хозяйку.
— Кимушка, я прошу ради твоего же блага, — продолжила Яйла, и сделала паузу, за которую успела чуть ли не силком усадить Жаннэй в кресло и сунуть ей в руки чашку с очень горячим чаем, — не хочешь? Ну что же, когда-нибудь ты должен был это услышать. Понимаете ли, милая Жаннэй… Он мог говорить все, что его душеньке угодно… Не то чтобы он что-либо решал в этом доме. Лиль начала гулять с тем мальчиком — что же, я тоже, помнится, чуть не наделала глупостей перед свадьбой. Это все… такие мелочи, верно? Житейские…
