Кап!
Жаннэй потерла глаз и с удивлением уставилась на мокрые пальцы.
— Ты прав, — сказала она, — это личное. Я была отдана Храму Лаллей еще до своего рождения, — призналась она в порыве какой-то сумасшедшей откровенности, — и это… неправильно. Служение — это призвание, а не профессия. И когда твою судьбу пишут за тебя… это страшно. Когда твою душу отдают богу без твоего ведома, у тебя больше нет души, и ты становишься… чудовищем. А он даже не будет знать имени бога, которому ему придется служить. Это личное. Возможно — просто паранойя. У меня нет никаких доказательств. Но позволь мне бояться, потому что это и правда страшно.
Он достал из кармана платок и вытер мокрые щеки.
Она отшатнулась, испугавшись, что он воспользуется моментом и… что? Она уже не была уверена, чего именно боится. Как бы то ни было, он не воспользовался, он просто ее обнял.
Она обмякла в этих объятиях, не зная, что делать дальше. В них было тепло, вот что. И плакать хотелось еще больше, а она не могла себе этого позволить. Но и заставить себя вырваться тоже не могла.
— Я рад, что ты… сказала мне. Извини.
— И ты…
— Я тебе поверил. Убедила, да.
Жаннэй казалась себе маленькой девочкой. Когда-то давным-давно ей было лет пять или шесть, и она выпрашивала подарок у старшего брата таким же тоном. Откуда только это всплыло, где таилось?
И кто это у нее отнял?
Она думала, что похоронила свое детство вместе с братом.
Ким отстранился, посмотрел ей в глаза.
— Как ты это делаешь, а? — покачала головой Жаннэй, утирая его платком все еще влажные щеки.
— Просто возвращаю тебе твое спокойствие. Ты в порядке?
— Думаю, мне стоит поболтать с Геркой, когда все кончится. Об… этом всем. Я в жалком состоянии, но я попробую с этим справиться.
За вспышку эмоций, вопреки ожиданиям, было не стыдно; наоборот, стало как-то… легче. Но признаваться в этом она не собиралась — это была слабость.
— Только не надо слишком уж увлекаться, — хмыкнул он, — если все получится, сходим куда-нибудь? Не в Ласточку, упаси Живица. Мне нравится, когда ты пла… Окос, звучит отвратительно. Но, надеюсь, ты поняла.
— Поняла.
Сбежать не удалось: ее схватили за руку.
— Не хочешь — откажись, я не обижусь. Но не уходи от ответа.
— Слушай, я расплакалась не для того, чтобы ты этим пользовался и назначал свидание.
— А я, может, в дружеском смысле…
— Тогда нет, — ответила Жаннэй прежде, чем успела осмыслить, что именно говорит.
— А если не в дружеском? — Улыбка Кима стала до неприличного широкой.
Вот они, Коты — флиртуют, когда судьба их друга под угрозой. На холоде, на чужом крыльце. Это должно было бы отталкивать, но на деле… придавало сил? Как будто он и впрямь верил, что все будет хорошо, и ничто им не помешает. И эта уверенность была заразна.
— Я подумаю. Сначала выиграй для нас это дело. Ты же помнишь — нужно выбить других представителей общества, и…
— Заметано! Не пустишь, да?
Жаннэй отрицательно покачала головой.
— Не в этот раз.
— Ловлю на слове.
Он удалился, что-то легкомысленно насвистывая. Глядя ему вслед, Жаннэй почему-то чувствовала… успокоение?
По крайней мере, она снова могла на кого-то положиться.
— Я не знаю, почему ты мне до сих пор не веришь, — сморщила носик Яйла, — даже Жан мне больше в черепе дырки не высверливает, а ты — не веришь.
Они сидели в актовом зале школы.
В актовом. Зале. Школы.
Это не укладывалось в голове.
Даже после того, как Жаннэй в третий раз объяснила, что это ни в коем случае не судебное заседание. Если доходит до суда, это значит, что ее миссия провалена.
Это — мирное урегулирование.
Сюда не вызывают повесткой, сюда приглашают… или нет. Любой желающий может прийти, любой, кто считает, что его интересы задеты.
Любой, кто боится виновников собрания и считает, что они могут навредить общественному порядку.
Приходят — и рассаживаются по фракциям, островками, стайками, места полно. Вот клубок кумушек, которые просто любят бывать на такого рода мероприятиях, вокруг них — пустые стулья, расползаются сплетни…
Жабы будто поделены надвое, тянутся к двум полюсам. Хонга и Айна Ваар приветствуют родственников помоложе; второй полюс — пустой стул, к нему стараются держаться поближе старики. Ждут.
Дядь Кееха ждут.
Песчанки, пара Коз… даже Змеи…
Из братьев Нут пришел только один, медленно сел за стол на сцене, замер; за недолгое их знакомство Ким так и не научился отличать одного кряжистого и шумного брата от другого. Он даже ни разу не видел их порознь.
А тут — только один.
Возможно, чтобы показать, что они не поддерживают никого — полностью.
Или у другого просто суд.
— Много думать — вредно, — фыркнула Яйла, так и не дождавшись ответа, — ты хмуришься, пялишься на людей, никто не любит, когда на них пялятся. И за что мне такой пасынок? За что?
Когда Яйла нервничала, она становилась говорлива. Бессмысленно, бестолково говорлива, и маленькие лапки с аккуратным маникюром перепархивали с коленей на ручку сумочки, теребили бахрому отделки, жили какой-то своей жизнью. Могло показаться, что Яйла их не контролирует.
Но она была одной из немногих Кошек, которые снимали накладные ногти в салоне, а не собирали с пола после случайной трансформации.
Ким действительно ей не верил.
Слишком сложно было понять: мачеха это говорит, или это всего лишь очередная ее ужимка, чтобы казаться… правильной, что ли?
В настоящей кошке нет настоящего.
Всего лишь почти неуловимые следы настоящего. Как иногда пишут на горьком шоколаде: может содержать следы арахиса, будьте осторожны, аллергики.
А то однажды горло перехватит, раздует — и повезет, если рядом окажется таблетка.
— А мог бы и поверить, знаешь ли, — обиженно ворчала Яйла, — мог бы и поверить. Я бы такую глупость не делала. Ну, было бы у девочки еще годика два бурной юности, что мне, жалко, что ли? Я ж не знала, что так на нее давлю, она же не возражала, ну, переоценила я ее немного, с кем не бывает? Переоценила… И тебя тоже, но тут ничего не поделать, родился с ветром в голове, что уж тут, но Лиль-то толковая… Ну сколько бы они продержались?.. Год, два? Подростки… А теперь посмотри на них.
Ким посмотрел: их устроили в удобных креслах на возвышении в центре. В другой день там мог бы вальяжно устроиться директор, жирный и мудрый Змей, и шипяще петь про свои подвиги во благо детского образования.
